Наш учитель! Вот ты снова с нами!
Отзовись! Коснись моей руки!
Но запачканные кровью губы
Ничего не вымолвили мне.
Только вдруг серебряные трубы
В солнечной пропели вышине.
Рыжегривые заржали кони.
И рванулись ввысь, и понесли.
И уже не слышен шум погони
С убегающей назад земли.
Только бездны, вихри и просторы,
Звездные озера и сады,
И внезапно – старой сикоморы
Ствол корявый у скупой воды.
След звериный вьется к водопою,
Заунывная звенит зурна…
Только бы остаться здесь с тобою,
Эту радость всю испить до дна!
Но стираются черты и звуки,
Миг еще – и на сухой траве
Судорогой сведенные руки…
Окрик парохода на Неве…
Люди молча топчутся у ямы,
Раздается мерный лязг лопат,
А вдали угрюмыми домами
Щерится притихший Петроград…
………..
Прошлое! Оно таким мне снится,
Как его увидеть довелось:
Белою, бессмертною страницей.
Пулею простреленной насквозь!
1949
132
Пора привыкнуть к маленькому дому
Неплотной двери, низкому окну,
И на тюфяк с примятою соломой
Пораньше лечь и отойти ко сну.
Все, что могла душа, и что умела —
Все свершено, и даже в пальцах нет
Охоты взяться за былое дело,
За ремесло перегоревших лет.
И пусть порою жизнь еще доносит
Свой блеклый шум, свой приглушенный свет —
Все спрошено! К чему вопросы!?
Осталось только: услыхать ответ.
1950
133. В комнате умершего
Да, опустело здесь… На кресле, за столом, —
Повсюду нет уже родного силуэта…
И эта тишина! И вот: не быть вдвоем…
Как это оправдать и как осмыслить это!?
И все-таки – не плачь! И комнату – покинь!
Сойди по лестнице и, стоя на пороге,
Вглядись в рассветную бледнеющую синь.
Ты видишь, это он шагает по дороге!
Не нужно! Не зови! Его уж не вернуть!
Но знай: он жив еще и жить ему без счета!
Он только погостил и снова вышел в путь.
И, слышишь, он поет! Вдали. За поворотом.
1950
134
Все узнав, от самой жгучей муки
До утраты самой роковой,
Научились мы лихой науке:
Не бояться в мире никого!
Ничего не просим мы у неба,
А когда и даст – не бережем,
И краюху поданного хлеба
Разрезаем найденным ножом.
И в глаза никто нам не заглянет,
И руки не тронет нам рукой…
Разве только на глухой поляне
Улыбнется рыжик золотой;
Разве только дикая малина
На сухом растает языке…
Нет у нас ни слуг, ни господина,
Жизнью мы проходим налегке.
Но