На мартовском ветру,
Звенит серебряный припев
Кавалерийских труб,
И голуби, набив зобы,
Воркуют на снегу.
…Я всех забыл, я все забыл,
А это – не могу!
*
За годы зла, за годы бед,
Со мной друживших там,
Привык терять я даже след
К покинутым крестам.
Я схоронил отца и мать.
Я схоронил друзей.
Но их мне легче вспоминать.
Чем запах детских дней.
Все, чем согрела жизнь меня.
Я растерял – и пусть!
Вот даже Блока больше я
Не помню наизусть.
И стало тесно от могил
На дальнем берегу.
…Я всех, я все похоронил,
А это – не могу!
*
Когда я думаю, что вот
Там все теперь не так,
И тот, кто песни там поет,
Не близок мне никак;
Со мною августовским днем
Не вспомнит злую весть,
Не скажет: «Вот сейчас, вдвоем,
“Костер” бы перечесть!»
Когда я вспомню, что поэт,
Что всех дороже мне,
Убит, забыт – пропал и след! —
В своей родной стране;
Что тот, кто нам стихи сложил
О чувстве о шестом, —
И холмика не заслужил
С некрашеным крестом;
Что даже в эти, в наши дни
На невском берегу
Его и мертвого они
Как волка стерегут —
Тогда я из последних сил
Кричу его врагу:
Я всем простил, я все простил,
Но это – не могу!
1955
150
Те пармские фиалки на окне,
Что выходили на Неву, завяли.
Их нет давно. И нет Невы. И нет
Меня, которого узнал едва ли б,
Когда бы нынче встретил. Он хранил
Еще наивность детства, нежность, жалость,
Писал стихи и девушку любил,
Что, – нет, не с ним, – с другими целовалась.
Где он теперь? Его давно уж нет.
Его убили. Нет, совсем не люди.
Так просто где-то затерялся след,
И лучше мы о нем совсем забудем.
А то он будет ночью в дверь стучать,
Заглядывать в окно, слезлив и жалок,
И требовать любви, Невы, фиалок…
А что ему ответить? Что подать?
1955
151
О, только бы припомнить голос твой —
Тогда я вспомнил бы и этот город.
И реку (не она ль звалась Невой?).
И колоннаду грузного собора.
И тонкий шпиль в морозной вышине.
И сад в снегу такой нелетний, голый…
О, если б голос твой припомнить мне.
Твой тихий голос, твой далекий голос!
Что это все мне без него? А он…
Он потонул, как все тогда тонули:
Без крика, без письма, без похорон,
В тифозной качке, в орудийном гуле,
С последней шлюпкой, на крутой волне
Отчалившей от ялтинского мола…
О, если б голос твой приснился мне,
Твой дорогой, твой