На смотринах стоит своих:
И мечтается, и не верится,
И рассудит ее – Жених.
1951
113
Темен путь среди земного мрака…
Как могу понять себя, познать я?!
Так сургуч не понимает знаков
В нем навек оттиснутых печатью.
Но разящее прикосновенье
Ощутил он в трепете и дрожи
И хранит прекрасное раненье —
Оттиск духа на остывшей коже.
И пускай еще никак сегодня
Не прочесть мне своего названья, —
Знаю я: на мне печать Господня!
Мне довольно этого сознанья.
1950
114
Я вышел навстречу небу.
Становится все свежей…
Я там, где ни разу не был, —
На крайней земной меже.
Осталось лишь оторваться
От этих последних скал.
Боишься? Зачем бояться!
Ведь ты это сам искал!
Мучительное усилье —
И стало легко опять.
Ты чувствуешь? Это – крылья!
Ты можешь уже летать!
1951
115
Высох ключ, струившийся в овраге.
Полдень жжет. Но вот, взгляни сюда:
В полом пне немного мутной влаги —
Дождевая, прелая вода.
Не расплескивай ее, играя
Хворостинкой! Может быть, она,
Скудная и жалкая такая,
Все-таки кому-нибудь нужна!
Может быть, придут ее напиться
Завтра утром белка или еж…
Или сам ты (может все случиться!)
К ней с последней радостью прильнешь.
1950
116
В тот край дорога неисхожена
И вьется тропкою глухой,
И хохотом вспугнет прохожего
Под вечер леший за ольхой.
Но неприметными приметами.
Кто ей доверился, ведом:
Слетает лист (хотя не лето ли).
Вздохнет без ветра лес кругом;
Да выйдет из кустов медведица.
Лизнет в ладонь – и снова прочь…
И если все-таки не верится.
То, значит, нечем и помочь.
1950
117
Пирог с грибами стынет на столе.
Меня зовут. Бегу огромным садом.
Вот этот полдень, в Царском ли Селе
Иль в Павловске, он здесь, со мною рядом.
Он был хорош не только тишиной,
Не только беззаботностью и ленью, —
Он был взыскательный учитель мой
И научил высокому уменью:
Уменью жить цезурою стиха,
Как эти вот дворцы, аллеи, шлюзы,
Как тот кувшин в бессмертных черепках,
Откуда пили ласточки и музы.
1951
118
Уже сентябрь позолотил листы
Над статуями в дремлющих аллеях.
Не торопись! Пока не умер ты —
Не облетят они и не истлеют.
И отражаться лебеди в прудах
Не перестанут, и дворец не рухнет
И Пушкин будет жив, и на орлах
Екатерины солнце