– Я тебе конфеты принёс – «Мишка на севере». Филька положил кулёк на тумбочку, приткнутой к изголовью кровати.
– Твои любимые.
– Откуда знаешь?
– Алеська сказал.
– Днём-то не мог придти?
– Дык не пускают…
– Садись, коли пришёл. Табурет у печки.
Филька нашёл табурет.
– Где взял деньги? Конфеты-то не дешёвые.
Филька тяжело задышал.
– Думаешь украл? – в голосе зазвенела обида. – Я в ресторане, ну, в городе, полы мыл. У них уборщица заболела. Они и дали.
Павлинка нашарила руку Фильки и погладила её.
– Нет! Нет! Что ты. Не обижайся. Ничего я не подумала, спасибо.
Филька наклонился, и Павлинка ощутила его горячее дыхание на щеке. Сердце её тревожно заколотилось.
– Ты может ещё чего хошь? Ты скажи. Я достану.
Павлинке показалось, что Филька хочет поцеловать её. Жар бросился в лицо. Она мягко упёрлась рукой ему в грудь, отстраняя от себя. Филька схватил её руку и сжал в своих ладонях. Они были горячими.
– Я пришёл…Я хочу тебе… У меня предложение…
Филька задыхался. Опустил руку Павлинки, схватил ворот рубашки на своей груди. Судорожно глотал воздух.
– Давай…дружить? – и замер, точно собака на стойке.
Теперь воздух начала глотать Павлинка.
– А мы разве… Мы же друзья и так.
– Ну, да… Конечно… Ты, Алесь, – заторопился Филька, – только я хочу… Как это… Ну, штоб мы ближе были… Штоб я о тебе заботился. Ну, как это быват у парней и девчат.
Ах, какая же это мука. Сказать-то надо три слова. Они так и вертятся на языке, так жгут, а вот никак не говорятся. Неужели же Павлинка не понимает?
Павлинка поняла. Не спроста же пришёл Филька ночью. Днём о любви обычно не говорят. Павлинку даже бросило в лёгкий жар от смущения. Глубоких чувств к Филиппу она не испытывала, хотя давно замечала его пристальные взгляды на себе, стремление быть с нею рядом, чем-то угодить. Жаль было Филиппа. Как отказать?
Павлинка погладила его руку: не мучайся, не придумывай слова. Крупная дрожь колотила его изнутри.
– Ты не обижайся, – сердце её билось с перебоями, – ты для меня…как все…как все мальчишки…Я ещё не думала об этом… Это как-то врасплох…Дай мне время подумать.
– Хорошо, – быстро согласился Филька, счастливый уже тем, что Павлинка не отшила его сразу. Она это умеет. Надежда в нём загорелась.
– Хорошо, – повторил он, – я буду ждать. Я хоть всю жизнь буду ждать.
– Чувства они ведь как, – заоправдывалась Павлинка, – они ведь и приходят, и уходят…
Филька взял её руку и прижал к своему сердцу. Оно учащенно билось.
Павлинке сделалось не по себе. Ей и хотелось отнять руку, и не хотелось обидеть Фильку.
– Можно, – попросил он, звонко глотая слюну, – можно я тебя поцелую?
Смутная