кривые
переулочки древнего Цфата.
Да и улицы Назарета,
Беер Шевы и Кармиэля
вроде русского лазарета,
где и Пушкин, и Блок уцелели.
Здесь, бульварами Тель-Авива,
эмигрировав полусчастливо,
бродит с палочкой пенсионера
призрак маленького СССРа.
Их в почти позабытое время
называли когда-то: «евреи»,
ну а здесь – вдалеке от России —
сразу «русскими» их окрестили.
Та израильская Россия
тоже квасит капусту в кадушке
и медали свои боевые
начищает к посмертной подушке.
Из Джамбула и Белой Церкви
старики, свои шекели стиснув,
выручают, идя на концерты,
из российской России артистов.
И поэту из их «когда-то»
(в том «когда-то» мальчишке с прыщами)
тянут книжечки, взятые свято
в их багаж немудреный, прощальный.
Эх, израильская Россия…
Тебе хочется не впервые
к той России – не тель-авивской —
прыгнуть, чтобы помочь, – в телевизор…
Если здесь небольшенькая вьюга,
снег походит на школьного друга,
и летит над Иерусалимом
снег, нечаянно ставший «олимом»…
Моя семья
Двух наследников мне подарила жена.
Только четверо нас.
Но мы тоже страна.
А какую Россию я детям своим подарю?
Снова павшую в ноги царю?
Генеральному секретарю?
Или, может, по Васе Белову —
в понёве,
в лаптях?
Или, может, по Зайцеву Славе —
в парижистой юбке в обтяг?
Или, по Жириновскому,
моющую прохаря
в океане Индийском,
от храмов буддийских сожженных
«Дымок» прикуря?
Или ту,
где на смену властителям дум
нагловато приходят властители сумм?
Я хотел бы однажды проснуться с женой
в той стране,
за которую стыдно бы не было детям и мне.
Если все разрушается,
но остается семья,
возродится, быть может, не вся,
но Всея
Россия…
Заложники
Мы – заложники,
взятые нами самими.
Стеб, как будто террор,
в трепотне,