Сам Агасфер считался в Иерусалиме чудаком… Думаю, его нелюдимость заключалась не в презрении или нелюбви к окружающим, а в том, что у него не было особой потребности в общении с ними… Он был другим. Часто молча сидел на пороге своей хибарки и смотрел на заходящее над Иерусалимом солнце, медленно садящееся за развалины у старой крепостной стены, или, встав на рассвете, бесцельно бродил по пустому, ещё только просыпающемуся городу, наслаждаясь только ему понятной тишиной. Это был другой город, город, принадлежащий лишь ему одному. Покорно-тихий, прохладный и ещё какой-то полусонный, на развилке сна и суетного дня…
Агасфер был самодостаточен в своём одиночестве, его давила эта шумная, агрессивная толпа, занимающаяся непонятно чем, обсуждающая всех и вся, неумолимо раздавливающая людей и их судьбы… Он уставал от людей, ему было достаточно своей семьи, жалкого разваливающегося дома и Солнца, встающего над Иерусалимом.
Формально он не был религиозен. Его не очень часто видели в храме, и он был немногословен в своих молитвах. Впрочем, некоторые говорят, что в молчании праведника слышно дыхание Бога, но мне почему-то кажется, что он, как все мы, ждал встречи с ним, но, как и все мы, оказался к этому совсем не готовым… Впрочем, что-то я отвлёкся…
Тот день не задался с самого начала… С утра, как я помню, в доме стояла ругань… Агасфер, проснулся не в духе. Он был сапожником. Редкие заказы выполнялись им тщательно, но чересчур долго, поэтому к нему и обращались лишь те, кто особенно не торопился. Другим его пунктом была пунктуальность, довольно странное сочетание черт. Однако, если он говорил, что обувка будет готова к такому-то дню, то в этом можно было