В поисках утраченного времени. Книга 2. Под сенью девушек в цвету. Марсель Пруст

точки опоры, не пустившие ростка в сознании противника, противник, натыкаясь на полнейшую пустоту, не знает, что ответить. Доводы маркиза де Норпуа (в спорах об искусстве) не получали отпора, потому что за ними не стояла реальность.

      Бергот не отмахнулся от моих суждений, и я ему признался, что маркиз де Норпуа отнесся к ним с презрением. «А, старый дятел! – воскликнул Бергот. – Он заклевал вас, потому что все люди представляются ему мошками и букашками». – «А вы разве знаете Норпуа?» – спросил меня Сван. «Он скучен, как осенний дождик, – вмешалась г-жа Сван; она очень прислушивалась к мнениям Бергота, а потом, конечно, боялась, что маркиз де Норпуа насплетничал нам на нее. – Я как-то после обеда заговорила с ним, но то ли он уж очень стар, то ли осовел, только он промямлил что-то невразумительное. По-моему, маркизу необходим допинг!» – «Да, пожалуй, – согласился Бергот, – он подолгу молчит, чтобы не исчерпать до конца вечера запас глупостей, от которых оттопыривается воротник его рубашки и надувается его белый жилет». – «По-моему, и Бергот, и моя жена чересчур строги, – заметил Сван; дома он выступал в „амплуа“ резонера. – Я понимаю, что вам должно быть не очень интересно с Норпуа, но если подойти к нему с иной точки зрения (Сван был собирателем курьезов), то он довольно любопытен, довольно любопытен как „любовник “. Когда Норпуа исполнял обязанности секретаря посольства в Риме, – убедившись, что Жильберта не слышит, продолжал Сван, – он был без ума от своей парижской возлюбленной и находил предлоги два раза в неделю ездить в Париж, чтобы провести с ней два часа. Надо отдать ей справедливость, это очень умная женщина, а тогда она была еще и прелестна, – теперь она богатая вдовушка. Но таких, как она, в те времена было много. Я бы сошел с ума, если б моя любимая жила в Париже, а я торчал бы в Риме. Нервным людям надо влюбляться в „невеликих птиц“, как говорит простой народ, – чтобы денежный расчет ставил любимую женщину в зависимое положение». Тут Сван понял, что я могу применить это правило к нему самому и к Одетте. А ведь даже у людей выдающихся, и притом в такие минуты, когда они вместе с вами как будто бы высоко парят над жизнью, самолюбие остается мелким, – вот почему Сван вдруг почувствовал ко мне сильную антипатию. Проявилось это у него в беспокойном взгляде. Не сказал же он мне ничего. Удивляться тут особенно нечему. Когда Расин – это выдумка, но такие случаи бывают в Париже на каждом шагу – намекнул при Людовике XIV на Скаррона[110]