– Да, Мадлен, ты научилась быть жестокой.
– Что ж, мы живем в жестоком мире, Энджел. Хорошо, когда можно избежать боли и страданий, но большинству это не удается. Ты должен окончательно понять, насколько тебе хочется жить. На этот вопрос никто, кроме тебя, не в состоянии ответить.
Его злило, что Мадлен говорит обо всем этом таким спокойным деловым тоном. Ее, судя по всему, совершенно не интересовало, чем он занимался в прошедшие годы. Но больше всего Энджел переживал сейчас свое острейшее чувство одиночества. Была такая минута, когда он горько пожалел, что много лет тому назад бросил Мадлен, предал ее. Она была единственным человеком, с которым он мог откровенно обо всем говорить, в присутствии которого мог даже расплакаться. Сейчас ему это было так нужно! Ему был нужен настоящий друг.
Энджел сглотнул, прокашлялся. Сейчас, конечно, поздно говорить с Мадлен о дружбе, слишком поздно – и причин тому много.
Энджелу нужны были душевные силы, вера и надежда. Ни того, ни другого, ни третьего у него никогда не было достаточно. Взглянув в лицо Мадлен, он увидел, как в ее глазах мелькнула жалость. Внезапно он почувствовал, что с него довольно. И страх, и боль – все это обрушилось сейчас на его бедную голову.
– Собираешься сделать меня развалиной, уродом!
– Ты можешь говорить все, что угодно, но это не будет правдой, Энджел. Если ты откажешься от своих вредных привычек, то сможешь долго и полноценно жить. Тут, в этом же коридоре, у меня лежит один пациент, у которого после пересадки сердца родилось двое детей, а сам он бегал в Сиэтле марафонскую дистанцию.
– Не намерен я участвовать ни в каком чертовом марафоне! – Голос его сорвался. – Я хочу вернуть свою прежнюю жизнь.
– Не знаю, что и сказать тебе на это. Жить с пересаженным сердцем – не самое простое дело на свете. После операции придется кое-чем поступиться.
Она пристально посмотрела на него, и внезапно Энджел понял, о чем Мадлен сейчас думает. О том, до чего же он дошел: за столько лет не нажил себе даже одного друга.
– Ты не вправе судить меня.
– Да, не вправе. Но, к сожалению, мне приходится решать, давать или не давать тебе шанс на операцию. – Она придвинулась поближе, и на мгновение – буквально на мгновение, не больше – ему почудилось, будто Мадлен хочет прикоснуться к нему. – Новое сердце – это огромный дар, Энджел. И если ты не хочешь, не намерен менять свой образ жизни, прошу, умоляю тебя, не говори, что ты готов к операции. Ведь где-то сейчас умирает отец нескольких детей, умирает от сердечного приступа; и для такого человека новое сердце – это возможность вновь обнять сына или дочь или вновь побыть с женой, которую он очень любит.
От этих ее слов Энджелу даже нехорошо сделалось. Да, он был именно