Сейчас же упоминание о галошах, об истории, которая казалось бы забылась, мне показалось несправедливым, но спорить с Марией Христофоровной я не решился, тем более, что она уже переключилась на другое. Она по-прежнему, поглядывая на меня, сыпет словами. Я молча сижу и перестаю её слушать, вспоминаю только, что торчавшие из пола гвозди мы забили. Смотрю в окно на школьный двор, на дерево с густой уже ярко зелёной кроной. Его посадил много лет назад, живущий при школе сторож с громкой фамилией Великий. Роста он был небольшого, ниже многих старшеклассников. Звали его Константин Константинович, но кто-то, когда-то, сократив число букв, назвал его Коковел. Получилось проще и самому сторожу пришлось, видимо, по душе новое прозвище, он не обижался когда его так называли. Я даже слышал, как одна родительница обратилась к нему по какому-то поводу со словами Коковел Константинович. Посаженное им дерево было акацией, однако, её давно переименовали и нарекли дубом, дубом Петра Великого.
Это было многострадальное дерево! Не одно поколение школьников упражнялось в метании перочинных ножей, нещадно вонзая их в ствол, многие влюблённые вырезали на его коре имена любимых или гордо оставляли свои собственные. А когда на ветках созревали коричневые стручки, длинные и широкие, как кухонный нож и сладковатые на вкус, на дерево забирались, подсаживая друг друга, многочисленные сборщики урожая. Несмотря на всё это, акация пышно разросталась. Я вижу у дерева Юру и Володю. Они стоят с макетом винтовки образца 18…какого – то года, незнаю почему-то называемой «трехлинейкой». Это точная её копия с намертво закреплённым штыком. Видимо, друзья каким-то образом взяли её в кабинете «военного дела». Тогда во всех школах были такие кабинеты, где мальчиков знакомили с основами военного дела, а из девушек готовили будущих санитарок на случай войны, о которой никто всерьёз и не думал.
Мои друзья разучивают приёмы рукопашного боя. Володя держит ружьё наперевес. Слышен протяжный голос Юры: <<Шты…и..и.. ком, коли!». Володя с размаху всаживает штык в дерево. Вот уж, действительно сила есть…Выдернуть штык он уже не может. За винтовку хватаются оба. Они раскачивают её из стороны в сторону. У меня вырывается: «Дураки! Они же сломают штык!» «Ну, это безобразие – возмущённый голос Марии Христофоровны – ты меня совсем не слушаешь!» .Я что-то пытаюсь сказать о недопустимой порче школьного имущества. Но тут Мария Христофоровна сама с недовольным видом подходит к открытому окну, чтоб прикрикнуть на ребят и в этот момент им общими усилиями удаётся выдернуть штык, оба падают на спину. Пряча улыбку, Мария Христофоровна возвращается к столу. Она опять