До сегодняшнего дня она бы честно отрицала, что его любит. Да, с ним легко, и вообще неплохо противиться хоть чьей-то властности – но, видимо, этим дело не ограничивалось. Еще в столовой ее что-то кольнуло, а теперь – все ясно: он вызывает в ней странную нежность, материнскую, что ли…
Фредди тоже плохо, а где нежность? Нету. Наоборот, ей жаль, что она обещала с ним посидеть, хотя не жалеет его, а сердится. В конце концов, просто глупо свалиться и вывихнуть лодыжку!
Джордж все ходил, Эйлин смотрела. Наконец, не выдержав, она сунула письма в ящик и быстро вышла. Когда она появилась на ступенях, он дошел до конца газона и поворачивал обратно, но, завидев ее, направился к ней.
– Я вас искал, – признался он, сурово на нее глядя.
– Вот я. Джордж, что случилось? У вас неприятности?
– Да.
– Какие?
– Любые.
– То есть как?
– Так. Мне конец. Вот, читайте.
Эйлин покорно взяла желтоватую полоску бумаги.
– Телеграмма, – пояснил он. – Переслали из Лондона. Вы читайте, читайте.
– Я читаю. Ничего не понятно.
Джордж мрачно засмеялся:
– Что ж тут непонятного?
– Все. Вот, смотрите: «Мередит, слон, кенгуру».
– Это шифр. Мередит – мой заместитель. «Слон» – «заболел».
– Ой, как жаль! Ему плохо? Вы его очень любите?
– Ничего, не ссоримся, но не в том дело. «Кенгуру» – «немедленно возвращайтесь».
– Немедленно?
– Придется отплыть первым же пароходом.
– О! – не сразу сказала она.
– Я выразился покрепче.
– А… когда он уходит?
– В среду. Отсюда уеду завтра.
Она смотрела на голубоватые холмы, но их не видела. Ей было плохо, обидно, одиноко, словно Джордж уже уехал, оставив ее в чужом краю.
– Джордж… – сказала она. Другие слова не находились.
– Да, не везет мне, – сказал он. – А вообще это к лучшему. Раз – и конец, чем терзать тут нас обоих. Если бы не телеграмма, я бы, наверное, мучил вас до самой свадьбы, надеялся на чудо. А так – все ясно. Даже я понимаю, что за неполные сутки чудес не свершишь. Если мы встретимся, что вряд ли, вы уже будете замужем. Издали я действовать не могу, я не телепат.
Стоя рядом с ней, он опирался на балюстраду и говорил тихим, ровным голосом:
– Вот уж поистине гром с ясного неба, Мередит в жизни своей не болел. Что ж, это меня образумило. Как я раньше не понял? Я же замучил, занудил вас своей властностью! Таких самодовольных дураков… С чего я взял, что ради моих неотразимых достоинств вы бросите Фредди? Да, неприятно увидеть себя во всей красе! Трудно ценить вас больше, чем я, но, честное слово,