– Маша! – снова окрикнул жену хозяин. – Уложи-ка детей спать. У них на сегодня программа окончена.
Последние слова он сказал с прежней весёлостью, шутливо. И затем сразу же повёл нас на кухню. Громко, проникновенно затянул молитву.
За ужином мы разговорились, и моя тревога немного улеглась. Отец Иван, так звали хозяина, словоохотливый, лёгкий на юморок, видно, любил поболтать «по душам». А его матушка, Мария, напротив, помалкивала и почти не сидела с нами – то пойдёт принесёт что-нибудь, то встанет и помоет бокал или тарелку, то ещё какие бабьи хлопоты. Ни он, ни она мне совсем не понравились. Я изредка поглядывала на мужа и не понимала, зачем мы сюда притащились и зачем нам эти люди.
Болтая «по душам», отец Иван внимательнейше следил, чтобы у нас всегда было налито. Только мой муж опрокинет рюмку – тот ему сразу ещё водочки туда вольёт. Только я глотну из бокала вина – он мне тут же винца опять до самых краёв. Да частенько толкал тосты – громко, проникновенно, так же, как до этого читал молитву: то «подай, Господи, многия лета», то «за Русь», которая «храни веру православную, в ней же тебе утверждение», то за «благостояние святых божьих церквей». И так напоил.
Когда был провозглашён очередной тост – «за русское воинство, не жалеющее живота своего…» – и моего мужа несколько повело в сторону от выпитого, предусмотрительный хозяин предложил сменить обстановку:
– О, братушка и сестрёнка, надо нам теперь в баньку! Не откажите, мы люди скромные, но банька хороша. Всё уже готово и только нас с вами и дожидается. Баня русская, настоящая! Вмиг вас на ноги поставит! Ну, айда, попаримся с божией помощью!
Я дёрнула мужа за рукав – дескать, не надо нам никакой бани, но он с грубостью отпихнул мою руку. Глаза мутные, взгляд упрямый и гневный. Пьяный – с ужасом осознала я. И ещё осознала в тот момент непоправимую, роковую неизбежность – так, как если бы вылететь на машине на встречку и не иметь возможности избежать столкновения: вот, ты видишь впереди фары и понимаешь, что это конец.
Баня у отца Ивана находилась за домом – во дворе. Дорожка метров десять выложена плиткой, возле крыльца красивый кованый фонарь и лавка под ним – свет жёлтый, точно замерший, мертвенный.
Зашли в предбанник. Отец Иван крикнул жене, оставшейся стоять на крыльце, – сурово, нетерпеливо:
– Маша, пиво нам сюда принеси!
А нам вежливо, но тоже нетерпеливо:
– Давай-ка, братушка, давай-ка, сестрёнка, проходите. Простыньки вот вам приготовлены, чистенькие, уж не побрезгайте. Да не робейте, идите же, ну, чего студитесь, морозно же! Живее раздевайтесь и в парную, грейте косточки, а я подойду потом. Машу только за смертью посылать!..
Когда тот вышел, я в сердцах бросила мужу:
– И что, мы с ними мыться будем, что ли? Совсем с ума сошли?
А он раздражённо бросил мне простынь:
– Раздевайся