И в саду темным-темно.
Тихо-тихо, тише кошки
Спозаранку холод-рысь
Люто нюхает порожки…
– Брысь!
«Когда переполнят тревоги…»
Когда переполнят тревоги
Бессонную душу мою,
Я песню сложу о дороге
И спеть закажу соловью.
Затихнут домашние звери —
Пластинки, гитары и двери,
Весь дом сокрушит соловей.
И ты, загасив сигарету,
Забудешь про чай и газету,
Доверишься песне моей,
Проводишь меня до вокзала,
Отпустишь в лесные края
И песню, что я заказала,
Попросишь допеть соловья.
«В прорубь стылого окна…»
В прорубь стылого окна,
В пролубь синего оконца
Кто-то сыплет семена
Подмороженного солнца.
Бродят блики по стене
То листами, то крестами,
И прядёт душа во мне
Радость лёгкими перстами.
Я-то знаю, что не вдруг
Солнце свалится на запад, —
Будет вечным этот круг,
Этот свет и этот запах.
Вновь и вновь зальёт заря
Город, пляж, каменоломню…
Но такого декабря
Я не помню! Нет, не помню!
«Лечу – то песней на люди…»
Лечу – то песней на люди, —
Смотрите, какова!
То по наждачной наледи —
Сугробы в рукава,
А то листом расхристанным —
Сама себе чужая,
То бабушкино яблоко
Сшибаю на лету,
То молочай с крапивою
В один венок плету
И всё воспоминания
Зову и наряжаю.
О ситцевая девочка,
В просветлины плетня
Ты смотришь с изумлением,
Ты мучаешь меня…
Кори, кори, родимая,
Растерянную душу!
К ней, как репьи, цепляются
То слава, то позор,
И радость ей – не солнышко,
И горе – не разор,
То рассмеюсь без надобы,
То без причины струшу!
Но в час, когда исполнится
Последний срок душе,
Когда по мне заухает
Выпь-цапля в камыше,
А в поле ветер-вопленик
Мой путь перелистает,
Я знаю, горе горькое
Споткнётся у плетня
И все воспоминания
Отхлынут от меня —
Последней силой совести,
Моей отлётной стаей.
Детский снимок
Взвихрилась белая пыль,
Дрогнули слабые листья,
И понеслась, закружилась
Осень по старой земле.
Школьница вышла во двор
С маленькой ласковой кистью,
Вышла играть с листопадом
И рисовать на столе.
Ей продиктует сентябрь
Первую взрослую букву,
Дерево красного цвета
И на крахмальный манжет
Выронит