«Люблю!» – днем белым говорим.
А ночью грабим, убиваем,
Деревья и дома сжигаем
Под небом мирным, голубым.
И горько слушать тишину
И больно видеть синеву.
Я в душу приняла Христа,
Мои слова о нем нежнее…
Но кто кому, скажи, нужнее?
Без солнца не блестит роса.
Ты смеешься: вот так рожа!..
Над тобой смеются тоже…
…Ставь-ка точку на конце
Состоявшегося действа!..
А впадать негоже в детство,
Коль морщинки на лице.
Я б вышел в «классики» давно,
Но слишком узкое окно.
Я б вышел в узкое окно,
Но стал я «классиком» давно.
Свой ум ты только заморочишь,
Ты правду в споре не найдешь.
Что говорят – сплошная ложь.
Итог же – по башке схлопочешь!
Есть господа. И есть рабы.
И есть роскошество. И бренность.
И клич к братанию «трубы»,
О сути «Капитала» – вредность.
В России устоялась муть,
Одни лишь памятники брезжут.
В «трубу» кому еще подуть?
Куда ни глянь, сплошные межи.
Бабе сытая еда,
Мне ж до пупа борода,
Ведь она не шерсти клок,
Коль ее Сам носит Бог.
Почему я с бородой?
Потому что домовой!
«Пей, – сказал я, – угощаю».
Рупь последний. Я вздыхаю.
А ему б еще бокал!
В кулаке он тыщу сжал!
Волей осененные, Христом,
Летнею обласканы землею…
Твою душу, как росу лучом,
Обнимаю я своей душою.
Ты меня окинешь взглядом,
На диван присядешь рядом.
Поцелуешь. Поиграешь.
Вострой сиськой расстреляешь!
Зима идет или весна,
В пути поэты или дома,
Всегда нужна им тишина,
Чтобы в стихах рождались громы.
Когда нас женщина бранит,
Мы ей приносим чудо-розы.
Что означают ее слезы,
Она в своем углу смолчит.
Ребенок улыбается цветам.
Отец в восторге от стакана водки.
Есть истина своя и тут и там…
И в том, что нету золотой середки!
Воровать сегодня модно,
Материться принародно,
Обладать женою друга,
Выйти вовремя из «круга»,
Коль угроза занялась,
У других сильнее власть…
Эта «темная программа»
В золотой хранится раме.
За ночной озябшей форточкой
Кто-то пялится на корточках,
Кто-то веткой шебуршит…
И опять в окно глядит.
Я бы встал, к стеклу прильнул…
…Ветер в форточку подул…
Никто не восхищается
Никем, ничем…. Ну что ж!
Похуже,