Шинкаренко встал из-за стола, удивленно округлил глаза, но страха скрыть не мог.
– Ты что как с цепи сорвался, друг мой? – Голос Виталия дрожал.
– Я тебе больше не друг, тварь поганая!
– Я бы попросил без оскорблений! Что я тебе такого сделал?
– Не мне, шинкарёнок подлый. Если бы мне, я бы тебя тут же прибил, ты меня знаешь!
– Тогда чем и кому я навредил?
– А ты не знаешь? Знаешь! По глазам вижу, знаешь, Виталик, подлая твоя душа. Феде Кудрякову навредил. Ты жалобу в Москву состряпал?
– Ты что с ума сошел, Олег?
– Это ты с ума сошел, сволочь! Ты! Скажи, пожалуйста, кому поклепы выгодно на Фёдора возводить? Тебе, гад! Только тебе. Ты это уже делал в сорок пятом, помнишь, как меня оговорил?
– А ты докажи, – сорвалось с языка у Шинкаренко.
– Я и доказывать не буду. Я на сто процентов уверен, и ты это прекрасно понимаешь. – С этими словами Боголюбов резким ударом правой врезал бывшему другу прямо в глаз. – А теперь ты доказывай, что это сделал я. Козел!
Олег Васильевич покидал клинику хоть с какой-то степенью удовлетворения. Он не знал, что делать с клеветником, действовать его методами Боголюбов не мог, а дуэли давно запретили. Очень жалко, что запретили.
Виталий Карпович сидел в рабочем кабинете до поздней ночи, сгорая от злости на всех, но только не на себя, он строил планы мщения Олегу. Перед уходом домой несколько успокоился, открыл свою диссертацию. «Ничего, я вам всем еще покажу, кто такой Шинкаренко! Защищу докторскую, пойду дальше, по головам пойду этих проклятых правдолюбов-боголюбов». Домой пришел за полночь, жене сказал, что напали на него уголовники, требовали денег, но он отбился. На следующий день на работу не пошел, сказался больным гриппом, лежал на диване целыми днями и гасил в себе злобу, та постепенно уходила, особенно в моменты, когда Виталий ел печенье с маслом.
По выходе на работу Шинкаренко позвонил Белоусов, председатель комиссии, приезжавшей проверять жалобу, и предложил исключить из диссертации Кудрякова двадцать семь спорных случаев, пополнить новыми исследованиями и вновь представить к защите.
– Все будет исполнено! Все сделаем, как вы решили! Спасибо вам и привет Александру Александровичу, – елейным голосом пропел Виталий.
На том конце молча положили трубку.
Доцент Шинкаренко нарочито громко говорил о выводах комиссии по жалобе, предупреждал всех об ответственности за достоверность научных исследований.
– А вам, Фёдор Трофимович, необходимо лучше и больше трудиться. Я позабочусь о том, чтобы ваших больных госпитализировали вне очереди.
– Спасибо, Виталий Карпович, вы очень любезны, – с трудом произнес Кудряков. А после этого запил горькую.
Пил Фёдор месяц, пил два, Шинкаренко его не трогал, действовал по принципу «не бей лежачего», проявляя, как ему казалось, благородство к павшему. Однако, как только Кудряков «вышел из пике», Виталий отправился к ректору и предложил