Мощь сына моего меня же ловит в сети.
Всё в мире от любви». Так молвила краса.
Красноречивее сказали очеса,
Что убеждать могли успешней уст, наверно.
Пред взором тех очей, разящих нас безмерно,
Пред высшей красотой, что ей придал сынок,
И Марс не устоял – Адонис разве б мог?
Он любит, чувствует, как в жилы пламень входит,
От ожиданья нег весь муками исходит;
Он жаждет, верует, томим недугом тем,
С которым не пойти в сравненье благам всем.
То видит госпожа, не подавая вида,
Как будто до сих пор в сомнениях Киприда;
И каждый из четы любовников стократ
Другому клялся в том, что страстью он объят.
Каких они услад в тех пущах ни вкушали!
О вы, чей мощный глас взмывал до звездной дали,
Вы чаровали мир в душевной простоте,
Воздайте же хвалу блаженной сей чете,
Великие певцы, неповторимы все вы,
Звучат с моими в лад и ваши пусть напевы.
К вам Эхо донесет об их любви рассказ,
Читали надписи в пещерах вы не раз,
Позвольте подобрать мне слог столь величавый,
Чтоб в храме Памяти явить источник славы,
Из ваших мудрых рук коль дар сей восприму,
К потомкам перейти сказанью моему.
Все наслаждения в Амура царстве милом,
Когда среди утех мы стонем с равным пылом,
Когда, стеснительных законов избежав,
Уединяемся в безмолвии дубрав,
Где день – мгновение, а миг как нитка шелка,
Где игры детские и вздох истомы долгой,
Обеты с клятвами, восторги, чувства, страсть,
То, что в смешении сулит влюбленным сласть, —
Привычно стало всё у сей четы блаженной.
Порой они вдвоем скрывались в чаще тенной,
Там вензели свои чертили на дубах,
C древами те росли на вековых стволах;
Пережидали час томительного зноя
Наедине вдвоем в обители покоя,
Где слушали пичуг наперсники божка,
Приведшего сюда их с жаркого лужка.
Порою, на ковре из трав мягчайших млея,
Адонис засыпал в объятьях Цитереи,
Когда глаза, устав от зрительных услад,
Уж не могли бросать на милый лик свой взгляд.
Порою сладость мук они согласно пели
И близ источников стремительных сидели,
Где россыпь камушков, боримая волной,
Блестит под зеркалом подвижной глади той.
Богиня молвила: «Взгляни на бег потока,
Так время пробежит, достигнувши истока;
Для нас, богов, его ничтожен быстрый бег,
А ты им дорожи, как смертный человек,
И посвящай Любви пленительную младость».
Порой, дабы сменить утех любовных сладость,
При хороводе нимф они пускались в пляс.
Когда луна плыла по небу, всякий раз,
Как на финифть лугов сребро лучей бросала,
Богиня с юношей муравы приминала.
И сколько раз на дню скрывал их темный грот,
Пособник