– Если бы у любви не было границ, – сказал он, – она была бы Царицей Хаоса.
– Хм! – хмыкнула учительница. – Более чем любопытно. А еще чего-нибудь можете выдать?
– А вы мне подкиньте какую-нибудь тему, – попросил Фрикиш.
– Ну что-нибудь… – начала она.
– О воле, может… – перебил ее муж.
– Пожалуйста!
Фрикиш чуть приморщил лоб, хотя отлично знал что говорить.
– Воля – это то, что в избытке у тех, кто что-то достиг, и в дефиците у тех, кто им завидовал.
Она захлопала в ладоши.
– Повторите медленнее, – попросила она, – я за вами запишу.
Когда же речь зашла о врагах, то он выдал:
– Враг – это несостоявшийся друг.
И опять это ее повергло в восторг.
А он все думал о Магде, ибо именно из ее тетради выдавал все эти изречения. Может, она тоже вот так – между дрессировкой львов и выступлением с ними на арене, – охотилась за умными высказываниями.
Они расстались через два станка.
– Ну давайте под конец познакомимся, – протянула она ему руку и представилась: – Фрикиш Элеонора Львовна. Можно просто Эля. А он, – указала она на мужа, – Слук Григорий Демьянович.
Она смотрелась как кошечка с рождественской картинки.
Он хотел сказать «Херов», но остановился на другом:
– Оглобля.
Смеха не последовало.
11
Москва встретила его невиданным, как многие утверждали, бураном.
Причем если учесть, он был бесснежным, то по глазам бил не только песок, но чуть ли не с голубиные яйца камни.
Поэтому в некоторых окнах, вместо стекол красовались фанерные листы.
Первое преимущество, которое порадовало Фрикиша, было более чем очевидным: он жил прямо напротив вокзала, куда пришел поезд.
И окна его квартиры оказались в затишье.
Так что урона какого-либо он не поимел.
Соседка долго смотрела на него пустыми глазами, словно сверяя вчерашний сон с остатками памяти, которые держали в себе что-то реальное.
– Ты Вадька, что ли? – спросила.
И он не стал разочаровывать, что нет.
– В твоей комнате, – продолжила она, – милиция говорила, ктой-то повесился.
И тут он удивляться не стал, ибо висельник в его комнате был задолго до того, как он туда вселился.
И поскольку в Москве для предрассудков, как правило, жилплощадь не предусмотрена, то призрак самоубийцы к нему так ни разу и не являлся.
– И писем тут тебе целый ворох понанесли, – сказала соседка.
Но ворох этот состоял из двух конвертов с одним обратным адресом.
И оба он их послал себе сам, чтоб – на всякий случай – проверить заняли его квартиру или нет.
Если бы письма вернулись с пометкой «адресат не проживает», значит, было бы все ясно.
Пыль жирным слоем восседала даже там, где, казалось бы, ее не должно быть: на потолке и стенах.
Но телефон жил.
И, главное, не был в пыли.
Фрикиш присмотрелся к ковровой дорожке, что вела к тумбочке, на которой стоял телефон.
Дорожка