– Нид сделает так, как пожелает, – вмешалась мать. – Выступать на сцене у нее нет надобности, да и вряд ли она появится. А теперь, мистер Морант, мы оставим вас за вашим кофе и сигарой минут на десять, чтобы надеть шляпки, а после вместе отправимся в «Сирингу». Идем, Нид.
«Сколько лет я выбирал себе занятие, – рассуждал сам с собой Герберт, лениво покуривая сигару, – но так ничего и не придумал, а теперь мне кажется, что лучше сцены ничего и быть не может. Чертовски вкусный обед! И какая очаровательная женщина эта миссис Фоксборо, а ее дочка просто прелесть!»
Скоро горничная пришла доложить, что карета подана. Дамы в шляпках и накидках уже ожидали Моранта в передней.
– Я оставлю вас с Нид в моей ложе, – сказала миссис Фоксборо, – развлеките друг друга, пока я буду занята.
Сидя в прекрасно убранной ложе с хорошенькой собеседницей, Герберт Морант порой посматривал на сцену. Там шел балет. Молодой человек не переставал радоваться тому, что, защитив оскорбленную добродетель, получил столь щедрую награду.
– Если рыцарей Круглого стола награждали за подвиги так же, как вы и ваша матушка наградили меня сегодня, – сказал Герберт, – то немудрено, что они только и делали, что разъезжали по свету, чтобы защищать несчастных дев.
– Наверно, девы угощали их за это, – ответила Нидия, – хотя, может быть, в это угощение не входили сигары и ложа в балете. Жаль, что я вчера так сильно испугалась, а то подарила бы вам свою перчатку – вы бы прикололи ее к шлему, то есть шляпе, если бы вы, конечно, попросили.
– А если я попрошу теперь?
– О, вы не попросите – взгляните, она на восьми пуговицах, а королева Гвиневера и ее дамы наверняка давали рыцарям коротенькие перчатки, да еще шерстяные. Я не испытываю благоговейного трепета перед стариной.
– Ваше мнение в обществе не разделяют. Мы трепетно относимся к старинным картинам, мебели, старым книгам, фарфору, – словом, ко всему, что называется стариной. Так есть у вас желание играть на сцене?
– Да, мне хотелось бы попробовать себя в этой профессии. Какая девушка, воспитанная так, как я, и не лишенная честолюбия, не пожелала бы этого? Какая еще женщина, кроме талантливой актрисы, может лицезреть всю публику у своих ног? Стать королевой на сцене для женщины даже приятнее, чем быть королевой на троне.
– Это не ваши собственные мысли, мисс Фоксборо, – заявил Герберт Морант, изумленный глубиной рассуждений шестнадцатилетней девушки, – вы повторяете слова матери, так ведь?
– Вовсе нет. Но отчасти вы правы: это идеи моего отца, а не мои. Он так часто говорит об этом, что я не могу забыть его доводов. Я знаю, что ему были бы приятны мои успехи на сцене, однако знаю и то, что могу поступить как захочу.
– И вы намерены попытаться?
– Может быть, я еще не знаю. Конечно, образование позволяет мне сделать это, но мне жаль так распоряжаться хорошим воспитанием.
– Не мне давать вам советы такого рода, но мне показалось, что миссис