Правда, если честно, то обо всем этом он вычитал. Причем из такой книги, установить авторство или название которой было просто невозможно. Нашел он на дороге всего несколько выжелтенных потеками листов и, прочтя их, вдруг понял, что это знамение. Именно такие мысли, только в менее аккуратной форме, уже приходили к нему.
Он даже помнит, когда именно впервые подумал так. Это было на прошлой провесне. Промочил он ноги, провалившись в боклужину, и хоть мать и малиной его поила, и солодиком потчевала, не говоря уже о разной парки от ног до головы, на второй день свалил его жар. И вот, лежа в полубреду, в полузабытьи, он вдруг почувствовал в себе вот это. И даже, кажется, выздоровел скорее, потому как подмывно подгонял свой организм разделаться с такой пустячной болезнью.
К вечеру похолодало. Окно стало оежиниваться инеем. И вскоре его залила глубокая, как осенний омут, синева.
– Ты хучь бы в кино сходил, – ворчливо произнесла Флаха. – А то все сиднем сидел, а теперь лежмя лежишь.
Клюха хотел было огрызнуться: мол, какое твое дело, чем я займаюсь, тебе же в задницу швайкой не тычу, да раздумал. Тем более что мысль тетка подала подобающую его устремлению. Конечно же надо развеяться. Не может же душа вечно пребывать в такой гиблости и поганости.
Он быстро, на этот раз не по-кордонному, обрядился. Там он ходил в кожушишке и валенках-подшивцах. А тут надел пальто с курпяйным воротником и на ноги насмыкнул чесанки. И, форсу ради, нахлобучил на глаза фуражку. Именно в беретке с махровой пуговкой рассекал целую зиму по хутору преподобный Перфишка.
Клюха вышел на улицу. Дым столбово вился над трубами. Закат вяловато был подтуманен дальними тучками. А под ногами, сообщая бодрость походке, стал взъюживать снег.
И вдруг Клюхе страсть как захотелось закурить. Вот так, немедленно, как говорит отец «Вынь да положь, коль жить хошь». Причем к куреву Колька подходил с двояким отношением. Иной раз, как вот теперь, ему требовалось задохнуться самым крепким мохряком. Лучше самосадом. Про который говорят, что затянешься и – дым из ушей идет. А в другое время табак и на дух ему не нужен. Тогда-то он и сторонится хуторских пацанов, которые на переменке бегают в нужник, чтобы там «бзыбнуть» из общеобслюнявленного окурка.
До клуба Клюха дошел быстро. Даже обогнал несколько пар, что, приталкивая друг друга, шутейно норовя завести в сугроб, шли в кино. И первое, на что он наткнулся взором, была расхоже-пижонистая надпись суриком, которую коряво ставил Перфишка: «Кина не будет, кинщик заболел!» А ниже – уже ровно – была другая приписка: «Лекция «Как возникла жизнь на Земле». Вечер вопросов и ответов. Танцы».
В конце коридора, куда ступил Клюха, кто-то