И ворон на пашне во фраке —
Не бойся, не будь дураком:
Кругом не враги, а овраги,
Не люди, а звери кругом.
Ни веточка не шелохнется —
Глотай себе горюшко ртом,
И жизнь невзначай обернется
Лукавым чеширским котом.
Припомнишь, от счастья хмелея,
Что ждет тебя – кружку до дна! —
Не Лета и не Лорелея —
Россия, Россия одна.
И пусть тебя вскоре, как липку,
Дорожная жуть обдерет,
Но ворон запомнит улыбку
И сладкие слезы утрет.
«Рыжая глина и воздух какой-то противный…»
Рыжая глина и воздух какой-то противный —
Жирный, асфальтовый, лживый,
кооперативный.
Жизнь, как ни грустно, похоже,
свое отсвистала,
Стала пугливой, и, стало быть,
шелковой стала.
Вот и живи теперь с этой брезгливой улыбкой,
Вот и глотай этот воздух противный и липкий,
Вот и меси эту глину, круши эти кроны —
Галки одни на твои прилетят похороны!
«Любая ложь блаженнее стократ…»
Любая ложь блаженнее стократ,
Чем разговоры ссыльных на Тоболе —
От них бы отшатнулся и Сократ,
А уж Платон изнеженный тем боле.
И нам ли о бессмертье говорить,
Когда душа в плену дурных привычек?
Уж лучше солью в котелок сорить,
Варить уху из неживых плотвичек.
Уж лучше, спирту хватанув с лихвой
И разомлев, как тот медведь в берлоге,
Глядеть, как звездочки над головой
Всю ночь ведут глухие диалоги.
Два стихотворения
Ночь. Крутые бока
Девы, Овна, Тельца.
Смерть не страшна, пока
Нет у нее лица.
И, чешуей шурша,
Млечный змеится хвост.
Вздрагивает душа —
Трудно жить среди звезд.
Этот просторный хлев
Нам все равно не впрок,
Скалит ли зубы Лев,
Плачет ли Козерог.
Я распростерт во тьме,
Движущейся, живой.
Я себе на уме,
Сиречь я сам не свой.
И, опален огнем,
Думаю, весь в огне:
Я ль обитаю в Нем,
Он ли живет во мне?
Но, ощутив в горсти
Маленького зверька
Веры, шепчу: «Прости,
Господи, дурака!»
Река
У лодки рассохшейся есть два
Крыла, как у ангелов и птиц,
И трудно пред лодкой не пасть ниц
Деревьям, не помнящим с ней родства.
А лодке хочется быть сосной
В дремучем бору иль рощице, где
Не надо бить крыльями по воде —
Слоистой, режущей, слюдяной.
Ракушки, камни, желтый