Высовывая языки.
И новый какой-то мессия
Забавно и злобно орет
О том, что пропала Россия,
О том, что не умер народ.
И страшно, и странно, и тихо.
А в небо, где тысячи звезд,
Надменно взлетает шутиха,
Теряя по перышку хвост.
Закусывая кривотолки
Богатым, как смерть, пирогом,
Любуйся шарами на елке
И тем, что творится кругом.
И пусть твоя песенка спета,
Забудь про былое родство
И помни с улыбкой про это
Неласковое Рождество.
Полночь, луна, Рождество и
Богом забытый кабак.
Вкус мандаринов и хвои
На земляничных губах.
Оторопь злая вокзала,
Время раздвинувший стриж.
Девочка, как ты плясала,
Женщина, как ты молчишь!
Вот она где, подоплека
Пришлой, как смерть, татарвы —
И до Петербурга далеко,
И далеко до Москвы.
Поезд веселый грохочет,
Только в ответ тишина —
Девочка больше не хочет
Плакать всю ночь, как жена.
Страшен ей мир заоконный,
Хочется ей одного —
Чтоб продолжался иконный
Взгляд на ее Рождество.
Гений или злодей,
Эллин иль иудей —
Где ты, мой бедный Том,
Нет опять ответа.
А здесь у нас вновь зима,
Собаки сходят с ума,
Воздух глотая ртом
И благодаря за это
Господа ли, судьбу,
Дурня с меткой на лбу,
Помойку, дикий мороз,
Не помогающий горю?
Глянь-ка, как он скрипит —
Как перьями Еврипид!
И снова в охапках роз
Христос – аки по морю.
Блок совсем ни при чем,
Не об этом речем.
Снежное душ родство —
Вот что всему причина.
Просто у нас зима,
Просто сходим с ума.
Стало быть, Рождество —
Радуйся, дурачина!
«Не люблю соловьев. За то, что спать не дают…»
Не люблю соловьев. За то, что спать не дают.
Звуками редкими. Дикими словесами.
Я б их зарезал – уж слишком странно поют!
Да в рай не пустят. А там, говорят, дают
На первое – суп с небесами и чудесами,
На второе – кино, в котором и нас убьют,
На третье – то, что мы убиваем сами.
«Чадит свеча, и чаю с чабрецом…»
Василию и Татьяне Макеевым
Чадит свеча, и чаю с чабрецом
Довольно, чтобы, просияв лицом,
Вдруг осознать, что есть и жизнь вторая,
Где мужество дается неспроста,
А чтоб дышать Христом, внутри куста
Тернового горя, но не сгорая.
О, наше счастье прочим не чета,
И что с того, что липнет нищета
К обиженным зевотою гортаням —
Зато когда придется умирать,
Мы