К лепесткам его липнет глупыш-голубок.
Он воркует и пьет чью-то хлябь, чью-то твердь,
Чью-то сладкую боль, чью-то жизнь,
чью-то смерть,
И сгущается свет в мирозданье пустом —
И растерянный ангел стоит за кустом.
«За гордыню, Господь, не карай…»
За гордыню, Господь, не карай,
Пусть еще хоть мгновенье продлится
Абрикосовый розовый рай,
Где и мытаря дух не растлится.
Не роняй на траву лепестки,
Обнажая чудесную завязь —
Мы и так безнадежно близки
И уже не способны на зависть.
Так зачем же, на радость Петру
Привечая чужую поживу,
Ты на жарком полощешь ветру
Непорочной любви душу живу?
«Лучше кошка в лукошке, чем кот в мешке…»
Лучше кошка в лукошке, чем кот в мешке,
Лучше смерть проспать, чем в ночи проснуться.
И не свет в окошке, а звон в башке
От незваных гостей. А чтоб прикоснуться
К самому себе, надо выйти вон
К деревам, к облакам из парчи и ситца,
Унося с собой на лесной амвон
Желтый круг тоски, словно сыр лисица.
И, на зимний рассвет возводя поклеп,
Шумно кутая шею в мохнатый иней
И дразня синиц, заболеть взахлеб —
Хорошо б ангиной, а не гордыней.
«Нежность – в котомку, рябину – в лукошко…»
Нежность – в котомку, рябину – в лукошко,
Только уже не пробиться к острогу:
Белая крыса да черная кошка
Перебежали нам нынче дорогу.
С мордою длинной да с шерстью морозной,
С желтыми да голубыми глазами —
Нас одарили улыбкою грозной
И запропали по-над небесами.
Что же теперь нам с тобой остается
В жизни дремучей, в ночи запредельной?
Впрочем, чужое вино не прольется —
Прочен сосуд безмятежно скудельный.
Лишь бы нас ангелы не повязали,
Прочие нас никогда не увидят.
Переночуем, дружок, на вокзале
Да поглядим, что из этого выйдет.
«Глина, бабочка, странник, звезда…»
Глина, бабочка, странник, звезда,
Почему-то не ставшая прахом.
А над ними гремят поезда
Жестяные, гонимые страхом
Беспричинным и шумным, туда,
Где течет неживая вода.
Там стоит высоченная рожь,
Там проклятье твое и спасенье.
Там, во ржи, ты однажды умрешь,
Но в субботу, а не в воскресенье.
Впрочем, тему бессмертья не трожь —
Для бессмертья ты слишком хорош.
Угадай, как зовут голубка,
Воровавшего нежно и трудно
Зерна страсти угрюмой с лобка
Той, чья плоть, словно рожь, изумрудна?
Ты не знаешь ответа пока,
Потому и печаль глубока.
«Что я скажу, когда…»
Что