Авторология русской литературы (И. А. Бунин, Л. Н. Андреев, А. М. Ремизов). И. П. Карпов

искры проносятся скупо и редко через художественную ткань Бунина; пусть он сам определяет их с несколько вольтерианском высокомерием как “изрекаемые” “общие места, мудрые пошлости”, пусть голос инстинкта слышится ему сильнее и достовернее, нежели голос духа, – художественная зоркость и художественная честность, столь характерные для Бунина, заставили его воспринять и отметить и эту сторону русской простонародной души”

(Ильин 1996: 212).

      § 2. Проспекция судьбы

      2.1. Судьба писателя

      Писатель-человек создает не только своих персонажей, но и себя в жизни. В большей или меньшей степени “игра в писателя” – “игра в гения” пронизывает всю жизнь писателя.

      Автобиографический бунинский Арсеньев строит свои отношения с Ликой, занимая позицию “мне все позволено”, потому что он обладает, с его точки зрения, исключительными способностями, исключительной “страстной” восприимчивостью.

      В. Н. Муромцева-Бунина вспоминает характерный эпизод из времени пребывания на Капри у Горького.

      “За столом Марья Федоровна, сидевшая рядом с ним (Горьким. – И. К.), не позволяла ему буквального ничего делать, даже чистила для него грушу, что мне не понравилось, и я дала себе слово, что у нас в доме ничего подобного не будет, тем более, что она делала это не просто, а показывая, что ему, великому писателю, нужно служить. Раз она спросила меня:

      – Сколько лет вы служите Ивану Алексеевичу?”

(Муромцева-Бунина 1989: 443).

      “Игровое начало” присуще всему “серебряному веку” в стремлении его представителей мифологизировать свою бытовую жизнь и свое творчество, хотя и в предыдущие эпохи не раз высказывались желания сделать из жизни произведение искусства.

      Грядущее тревожит грудь мою.

      Как жизнь я кончу, где душа моя

      Блуждать осуждена, в каком краю

      Любезные предметы встречу я?

(Лермонтов 1988–1990, 1: 74)

      Юный Лермонтов так вопрошал свое будущее. Позже – как бы итожил:

      И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, —

      Такая пустая и глупая шутка…

(Лермонтов 1988–1990, 1: 185)

      В другой, последний период русской классики, “чувство пути” было в высшей степени свойственно А. А. Блоку.

      “Писатель – растение многолетнее. Как у ириса или у лилии росту стеблей и листьев сопутствует периодическое развитие корневых клубней, – так душа писателя расширяется и развивается периодами, а творения его – только внешние результаты подземного роста души”

(Блок 1980–1983. 4: 127).

      Тревоги и раздумья о возможной собственной судьбе, о своем будущем (эмоционально-интеллектуальная проспекция) и подведение итогов, взгляд в прошлое (ретроспекция) – основа творческих исканий многих писателей.

      В ранних рассказах и стихах Бунина нет того, лермонтовского, открытого признания (“Грядущее тревожит грудь мою…”), но в романе