Авторология русской литературы (И. А. Бунин, Л. Н. Андреев, А. М. Ремизов). И. П. Карпов. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Автор: И. П. Карпов
Издательство:
Серия:
Жанр произведения: Языкознание
Год издания: 2011
isbn: 978-5-9765-1289-4
Скачать книгу
за днями и стали слагаться в годы…”

(2: 34).

      Проспективный автобиографизм этого персонажа выражается в том, что персонаж наделяется вполне авторским обостренно чувственным созерцательным восприятием природы.

      “Темны и теплы были апрельские ночи; мягко благоухали сады черемухой, лягушки заводили в прудах дремотную, чуть звенящую музыку, которая так идет к ранней весне… И долго не спалось ему тогда на соломе, в садовом шалаше! По часам следил он за каждым огоньком, что мерцал и пропадал в мутно-молочном тумане дальних лощин; если оттуда с забытого пруда долетал иногда крик цапли – таинственным казался этот крик и таинственно стояла темнота в аллеях… А когда перед зарею, охваченный сочной свежестью сада, он открывал глаза – сквозь полураскрытую крышу шалаша на него глядели целомудренные предутренние звезды… ”

(2: 35).

      Это описание и сопутствующий ему эмоциональный комплекс – авторские: в них – чувственное созерцание, восприятие зрением, осязанием, обонянием, слухом. Апрельская ночь, шалаш, сад, способность персонажа “по часам следить”, т. е. наблюдать переходные состояния природы; “таинственность” “крика цапли”, “темнота в аллеях”, звездное небо, туман, “сочная свежесть сада” – все эти детали и особенности восприятия природы наполняют произведения Бунина самых разных периодов творчества.

      Как и многие персонажи других рассказов, Капитон Иваныч осознает свое единство с природой.

      “Очертания полей едва-едва обозначились теперь в ночном сумраке. Сумрак стал гуще, и звезды, казалось, сияли выше. Отчетливее слышался редкий крик перепелов. Свежее пахло травою… Он легко, свободно вздохнул полной грудью. Как живо чувствовал он свое кровное родство с этой безмолвной природой!”

(2: 37).

      Ощущению родства с природой, ощущению красоты природы, “таинственности”, “безмолвности” сопутствуют попытки осмыслить свое место в мироздании.

      “Он долго смотрел в далекое поле, долго прислушивался к вечерней тишине…

      – Как же это так? – сказал он вслух. – Будет все по-прежнему, будет садиться солнце, будут мужики с перевернутыми сохами ехать с поля… будут зори в рабочую пору, а я ничего этого не увижу, да не только не увижу – меня совсем не будет! И хоть тысяча лет пройдет – я никогда не появлюсь на свете, никогда не приду и не сяду на этом бугре! Где же я буду?”

(2: 36).

      В данном случае мы имеем дело не столько с осмыслением, не столько с “философией”, сколько с выражением эмоционального состояния: недоумение человека при мысли о бесконечности природы и бесследности своего ухода из жизни, невозможность примириться с мыслью о смерти.

      Стремление писателя как-то преодолеть смерть, его несогласие с преходящностью жизни приведет к выработке определенной “философской” позиции, к смешению христианских и буддистских идей, к системе личностного эклектизма, что наиболее ярко будет представлено в романе “Жизнь Арсеньева. Юность”, книге “Освобождение Толстого”, рассказах “Темных аллей”.

      Смерть, умирание, а тем более загробная жизнь – не даны человеку