Вертикаль. Андрей Нифёдов

и оживленно разглядывала виды за окном. Повозка двигалась по мощенной крупным булыжником улице. Слева и справа стояли красивые каменные дома с садами, светились аппонитовые фонари, проезжали другие самодвижущиеся повозки. Еще недавно, каких-то десять лет назад улицы квартала были гораздо более темными. Их освещали обычные фонари с восковыми свечами и костры. Нынче же, в эпоху аппонита, этого чудесного жидкого металла, который горит, как порох, дома и переулки стали яркими и светлыми даже по ночам. Теперь у каждой мастерской, кондитерской или гастронома висела светящаяся реклама, фары повозок озаряли мостовую, а компании городской молодежи и влюбленные парочки мигали своими фонариками вдоль тротуаров. Сэли еще помнила те времена, когда на каждом перекрестке была поленница, когда уличный свет топился дровами, сжигаемыми в чугунных вазах, сырье для которых доставляли из бескрайнего леса, растущего на двадцать километров ниже этих улиц, и каждое утро по мостовым курсировали тяжелые паровые грузовики с дровами, чтобы обеспечить светом следующую ночь. С открытием аппонита весь город преобразился. Фонарные столбы стали тонкими и изящными, повозки – малогабаритными, и даже сами жители стали выглядеть более утонченно. Теперь в моде были минималистичные платья, тонкие сорочки и воздушные шляпки. Сэли любила любоваться дамочками с красивыми резными фонариками, которые кокетливо беседовали со своими кавалерами на вечерних набережных.

      Особенно она любила южную набережную, по которой как раз сейчас проезжала их повозка. Эта прогулочная улочка была облицована белым мрамором и вся утопала в огнях. Юные дамы, да и не только ― даже женщины в летах ― как правило одевались особенно нарядно, когда шли сюда гулять. На набережной всегда были уличные артисты, музыка, лотки со сладостями и, конечно, поцелуи. Сэли в глубине души мечтала, что когда-нибудь она тоже пройдется здесь в прекрасном платье, а не в своей униформе служанки, поест пирожных, поглазеет в бездну через чугунную ограду и, конечно, заполучит поцелуй своего возлюбленного.

      Да, все это казалось фантастикой. Но мечтать девочке никто не мог запретить.

      Уже вскоре повозка подъехала к особняку Акимава. Он располагался в самом центре Верхнего квартала. Надо сказать, что плоская вершина Тысячелетнего Оплота была всего лишь шесть километров в диаметре, и это было самое престижное место обитания в мире. Дом ван Тоуренов находился на краю, над бездной, в западной части квартала, а дом Акимава – почти в самой его середине. Центр был застроен высокими домами и испещрен узкими улочками, где с трудом могли разминуться повозка и человек. Однако в отличие от большинства домов-муравейников дом этого семейства был двухэтажным и обрамленным безупречным газоном. Земля в этих местах стоила безумно дорого, так что такое нерациональное ее использование, как засев газоном, было неплохим понтом.

      Перед домом честную семейку встретил сам господин Акимава в окружении десятка слуг. Из дома доносилась радостная музыка, окна светились аппонитовыми огнями, и пахло чем-то очень вкусным.

      Сайран и его