Тяжелый запах жасмина. Ирма Маркович Шерман

открылась дверь кабинета начальника полиции, и в приёмную вошёл улыбающийся Генрих Людвигович. Он подошёл к Жоре, поздоровался с ним за руку и пригласил идти за ним. Они прошли по коридору, свернули налево, где были двери, ведущие в классные комнаты, и дошли до конца коридора. Генрих Людвигович открыл ключом дверь, и они вошли в очень маленькое помещение, которое оказалось не классом, а, скорее всего, небольшой кладовкой, где стояли всего три стула, маленький столик, а вверху, почти под самым потолком, было крохотное, зарешечённое окошко. Они уселись за столиком один против другого, и Генрих Людвигович, пристально посмотрев Жоре в глаза, начал заранее продуманный разговор:

      – Я вижу, что ты удивлён, что мы здесь, а не у меня в кабинете? Всё очень просто, мой кабинет прослушивается, а у нас с тобой предстоит очень серьёзный разговор, о котором никто, а особенно те, кто подслушивает, не должны знать. О твоей проблеме, которая привела тебя ко мне, я уже знаю, мне Татьяна Сергеевна рассказала. Бланк пропуска я уже подписал, будет подготовлен документ, на основании которого выдан пропуск, и завтра ты получишь всё необходимое, чтобы посещать свою любимую девушку. В документе будет указано, что ты сотрудник полиции и выполняешь функции по распространению дезинформации среди еврейского населения. Пусть тебя такая формулировка не смущает, ведь этот документ нигде не будет зафиксирован. Это первое, и не так важно, как то, что нам предстоит сделать. Ты спас мою дочь, а я хочу, нет, я просто обязан, спасти твою любовь, девушку, которую ты любишь, которую я знаю и уважаю, – он помолчал и вдруг поднялся, стал лицом к стенке, над которой возвышалось глухое зарешечённое окошко и глухо произнёс: – Люсю нужно спасать немедленно! Любое промедление грозит ей смертью! Больше я тебе не могу ничего сказать. Я и так много сказал того, о чём не имел права говорить.

      После небольшой паузы он повернулся к Жоре, подошёл и, снова сев напротив него, спросил:

      – Ты можешь держать язык за зубами и не проболтаться о том, что я тебе сейчас скажу?

      Жора выдержал пристальный взгляд Генриха Людвиговича и ответил только одним словом:

      – Да

      – Ну, что же, если да, то слушай. Ты удивился тому, что Люсю надо спасать? Видишь ли, действительность более жестока, чем мы можем себе представить. Все евреи, которые живут там, куда ты стремишься попасть, очень скоро будут убиты и ничто, и никто не может предотвратить, остановить это страшное преступление, это безумие, с которым я не могу согласиться и быть его участником, но на вопрос, что делать и что предпринять, я не могу найти ответа. Это очень страшно! У меня есть план к её спасению, и ты должен это сделать так, чтобы ничто ни у кого не вызвало подозрения. Ты завтра должен получить согласие Люси и её родных и только тогда придёшь в полицию и скажешь Татьяне Сергеевне, что всё в порядке. На следующий день придёт немецкий офицер, пусть это Люсю не пугает, и отвезёт её в заранее намеченное место, а далее будет видно, что делать и как поступать, –