За три дня всё еврейское население было переселено на отведенный и со всех сторон огражденный колючей проволокой участок города. Ворота закрылись. Везде были полицейские посты, а на стенах домов расклеивались всё новые и новые приказы, где говорилось о том, что на территории устанавливается комендантский час и, что после пяти часов вечера до шести утра хождение по улице запрещено! Человек, появившийся после указанного часа, будет расстрелян! Всем изготовить шестиконечные звёзды и пришить их к своей одежде на грудь с левой стороны! Выход за территорию поселения запрещён! Внутри территории имеются магазины, где всё приобретается за деньги или в обмен на вещи и драгоценности! Вода будет доставляться в цистернах и тоже продаваться наравне с продуктами. Посещение жителей посторонними людьми категорически запрещено! Всё это было указано в приказах, а в конце после слов: «За неповиновение – расстрел!»
Так началась жизнь за колючей проволокой, а в это же самое время за городом в полутора километрах от городского кладбища на месте трёх оврагов, где до прихода немцев мальчишки играли в сыщиков–разбойников, начали проводить работы по расширению и углублению этих оврагов.
Ранним утром Жора оделся, умылся, кое-что перекусил и, взяв небольшой узелок с продуктами, который ещё с вечера приготовила бабушка, пошёл к Люсе, Сёме и маме-Симе, чтобы повидаться с ними, с такими дорогими ему людьми, и помочь им обустроиться на новом месте. Почти у самых ворот ему преградили путь два полицая. Один высокий, крупного телосложения с широким, отекшим, как видно, от пьянства, лицом и щупленький парень лет семнадцати, оба с карабинами на плечах.
– Куда ползёшь? – спросил мужик, как видно, он был старший. – Что, не видишь, что здесь запретная зона?!
– Да мне необходимо повидать своих друзей, которым я ещё вчера помог сюда переехать, – объяснил Жора.
– Вот что! Катись-ка ты домой, пока ещё жив, нечего тебе тут с жидами якшаться, а не пойдёшь подобру, то будет плохо! – и мордатый полицай стал снимать с плеча карабин.
Жоре не оставалось ничего иного, как уйти подальше от этих «стражей порядка».
Он шёл домой и всю дорогу думал, что же произошло?! Что же это такое, что всех евреев изолировали от всех, живущих в городе, и никого не пускают на территорию?! Что же за всем этим кроется? Но он не мог ответить ни на один мучавший его вопрос. Хотя чувствовал, что за этим кроется что-то страшное, которое неумолимо надвигается, как та грозовая туча, которая зарождается далеко у горизонта и, сгущаясь растёт, движется, захватывая всё видимое пространство неба, опускаясь