– Ты бы, Ванюша, развлекся, еще сезон театров не закончился, на гулянье на Кузнецкий съезди, – жизнерадостным тоном говорила она, – ко мне на днях Голицына заезжала, спрашивала, отчего ты к ним обедать никак не едешь. Да и Вадбольские обижаются – Ваня, говорят, от петербургской жизни совсем загордился, родных забыл. Смотри, скоро лето, все по деревням разъедутся, скучно в Москве будет.
– Не хочу никуда идти, маменька, – угрюмо отвечал он, – и видеть тоже никого не желаю, только вас.
Мать гладила его по голове, про себя вздыхала, понимая, что сыну в душе, видно, совсем скверно, но старалась бодро улыбаться.
– Да я-то, Ванюша, с тобой тоже вовек бы не разлучалась, только, когда делами занята, не хочу, чтобы ты скучал. Дел у меня сейчас, сам видишь, немало.
– И что у вас всегда за дела, маменька?
– Ты слышал, наверное, Ванюша, что после изгнания французов государь Александр Павлович повелел возвести в Москве на Воробьевых горах церковь во имя Спасителя Христа?
– Как не слышать, маменька, об этом и в газете писали – двадцать лет прошло, деньги все растрачены, а храма нет, как и не было. Сам государь Николай Павлович разбирался, одних оштрафовал, других сослал.
– Ну, Бог им судья, – Александра Петровна со вздохом перекрестилась, – наша семья тоже немало храму пожертвовала, но на Воробьевых, говорят, почва плохая была для строительства. Теперь по указу государя храм во имя Спасителя Христа на месте Алексеевского женского монастыря заложили, а саму обитель к Крестовоздвиженской церкви перенесли, что в Красном селе. Место безлюдное, сестрам там нелегко. Самых старых и немощных из Алексеевского другие обители, и моя тоже, решили к себе принять. Да и сестрам на новом месте в Красном селе нужно помочь обустроиться – негоже, чтобы несправедливо ввергнутые в тяготы, они от обиды стали храму во имя Спасителя проклятья слать. Так что хлопотать приходится с утра до ночи.
– Напишу управляющему, чтобы семян картофеля в обитель прислал, – сказал Иван, вспомнив, что говорил дядя, – пусть огороды засевают. Если год будет урожайный, то к осени еще и несколько пудов муки велю прислать.
– Вот спасибо, Ванюша, – улыбнулась она, продолжая незаметно с тревогой вглядываться в его лицо, – Бог тебя наградит за доброту. Как твоя нога теперь?
– Не тревожьте себя этим, маменька.
– Вижу, что болит. Знаешь, а поезжай-ка ты на воды. Съездишь, ногу свою подлечишь, и сам окрепнешь – очень уж ты осунулся, как бы не заболел.
Внезапно Ивана охватило раздражение – его отец умер от чахотки, и мать постоянно тревожилась, как бы болезнь не передалась ему по наследству.
– Не тревожьтесь, маменька, – повторил он.
«Лучше уж