– Так ты, малютка, – говорила госпожа фон Цвейфлинген, привлекая ее ближе к себе, – очень любишь своего Пуса?
– Да, очень люблю, – подтвердила девочка. – Мне его подарила бабушка, и потому я люблю его больше всех кукол, которые дарит мне папá. Я кукол совсем не люблю, – добавила она.
– Как, тебе не нравятся такие прекрасные игрушки?
– Нисколько. У кукол такие противные глаза! И это вечное одевание и раздевание надоедает мне ужасно. Я не хочу быть такой, как Лена, которая мучает меня новыми платьями. Лена сама очень любит наряжаться, я это хорошо знаю.
Госпожа фон Цвейфлинген с горькой улыбкой повернула голову в сторону, где шуршало платье Ютты. Она широко раскрыла свои невидящие глаза, как будто бы в этот момент могла лицезреть дочь, слегка покрасневшую под лишенным выражения взглядом матери.
– Ну да, конечно, Пус должен тебе больше нравиться, – после небольшой паузы продолжила слепая, – он никогда не меняет своего туалета.
Девочка улыбнулась. Лицо ее мгновенно преобразилось: худенькие щечки округлились, маленький бледный ротик изящно изогнулся.
– О, он мне нравится еще больше потому, что он очень понятлив, – проговорила она. – Я рассказываю ему разные хорошие истории, которые знаю и которые сама придумываю, а он лежит на подушке, смотрит на меня и мурлычет – он всегда так делает, когда ему что-нибудь нравится… Папá смеется надо мной, но ведь это правда – Пус знает мое имя.
– О, да это замечательное животное! А как тебя зовут, малютка?
– Гизела. Так звали и мою покойную бабушку.
Слепая вздрогнула.
– Твою покойную бабушку! – повторила она, едва дыша от волнения. – Кто была твоя бабушка?
– Имперская графиня Фельдерн, – ответила девочка с достоинством.
Видимо, имя это никогда не произносилось при ней иначе, как с самым глубоким уважением.
Госпожа фон Цвейфлинген быстро отдернула свою руку от руки ребенка, которую до этого держала с нежностью.
– Графиня Фельдерн! – воскликнула она. – Ха-ха-ха! Внучка графини Фельдерн под моей крышей!.. Спирт еще горит под чайником, Ютта?
– Да, мама, – отвечала испуганная девушка. В голосе и манерах слепой ей виделось помешательство.
– Так погаси его! – приказала сурово старая дама.
– Но, мама…
– Погаси его, говорю тебе! – продолжала та с упорной настойчивостью. Ютта повиновалась.
– Я погасила, – сказала она едва слышно.
– Теперь унеси прочь хлеб и соль. – На этот раз девушка подчинилась без возражений.
Маленькая Гизела сначала боязливо забилась в угол, но вскоре на личике ее появилось выражение смелости и негодования.