Покойник был полностью открыт на всеобщее обозрение, чтобы мир живых мог проститься с покинувшим этот мир человеком. Нам, детям, коротеньким зрителям, он был совсем не виден. Но охватывающее нас какое-то странное шаловливое любопытство заставляло проявлять чудеса изобретательности, лишь бы удалось увидеть лицо виновника траурного шествия. Мы залезали на скамейки, сталкивая оттуда тех, кому уже повезло увидеть и насмотреться, влезали на ограды, заборы и деревья, тянулись на цыпочках между голов взрослых, лишь бы увидеть и удовлетворить своё любопытство. Падали, разбивая в кровь коленки, и ссорились за своё место на скамейке.
Но, если марш заставал тебя дома, то самое верное дело – выскочить на балкон, откуда открывалась панорама всего происходящего действа. Где-то в глубине души сидело восторженное осознание своего преимущества перед толкающимися на скамейке друзьями. С высоты можно рассмотреть и остренький нос, и восковой бледности лицо, сложенное в определённую гримаску. Однажды я видела покойника с широко открытым ртом, зачем-то начиненным ватой. Казалось, что этому человеку в конце его борьбы за жизнь не хватало воздуха. Но причём здесь вата?
– Какое тебе дело? – спросите вы.
– Никакого, – отвечу я.
Мы оба будем правы. Но дискуссия-то на запретную тему уже началась! Дискуссия двоих о беззащитном третьем, который ничего не может сделать, чтобы закрыть рот пустой болтовни о себе.
Вся процессия шла очень медленно, и с балкона можно было рассмотреть все интересующие детали: родственников, идущих за гробом, в чёрных одеждах и слезах, и как они под локоток, поддерживали друг друга. Двое мужчин в конце процессии, украдкой улыбаясь о чём-то, болтают друг с другом, забыв о том, где находятся. Был хорошо виден весь оркестр, завершающий шествие. Оркестр, а точнее, оркестровая группа, обычно состояла из разного вида медных духовых и ударных инструментов. В таком составе траурный марш мог отлично выполнить свою миссию глашатая или громкоговорителя, призывно оглушая толпу и уличные кварталы трагическим рыданием.
С балкона было видно, как потели, зарабатывая свои трудовые рубли, музыканты-лабухи. Ещё бы! Идти пешком, тащить тяжёлый музыкальный инструмент, и в то же время дуть в свои тубы-трубы. Работа действительно не из лёгких. Остановив свой взгляд на барабанщике, я подумала:
«Шея у него должно быть железная! Столько, бедный, тащит на себе – барабан, ударные палки, тарелки. И как ему только удаётся маневрировать между барабаном и звоном тарелок, попадая в такт, а не поперёк!»
Не все семьи могли позволить себе оркестр, и не всегда покойники были усыпаны цветами. Бывали похороны и поскромнее. Но грузовик, гроб, открытый для обозрения, и медленно идущие за грузовиком родственники с мокрыми и красными от слёз глазами, были обязательными