Рядом в углу стояла каменная стационарная печь, покрытая чугунной плитой. Она была предназначена для обогрева всех трёх наших комнат зимой, для чего каждую осень Папа организовывал завоз кучи угля. Его сбрасывали у ворот дома, и мы всей семьёй таскали вёдрами уголь в сарай под домом. Этот сарай, то есть глубоко подвальное помещение без окон, без освещения, казался мне местом страшного мистического ужаса. Там был полнейший мрак и тишина, как в склепе. Туда надо было ходить с хорошим подвесным фонарём, но только с кем-нибудь из взрослых. Зимой, если хочешь в доме тепла, в этот страх надо было время от времени спускаться, как в преисподнюю, чтобы принести в дом ведро-другое угля. Все жильцы дома отапливались подобным же образом, имея свои такие же чёрные сараи, запертые на огромные чёрные замки.
При обмене квартиры нам достался в наследство огромный, громоздкий, резной работы буфет с тяжеленным гранитным прилавком, стоящий во второй, средней комнате. Жильцы, уехавшие в Баку, не смогли забрать его с собой, и мы должны были согласиться на его постоянное непобедимое присутствие в нашем доме. Он был гордо красив музейным изяществом на фоне нашей скромненькой мебели и полон загадок для нас, детей.
Наш балкон, выходящий на перекрёсток пяти улиц, был завален обломками аналогичного балкона этажом выше, разбитого больше 10-ти лет назад во время войны. По обе стороны балконных дверей родители разместили два важных, традиционных в те времена, портрета. С одной стороны – строгий Ленин, без малейшей улыбки на официально выглядевшем лице. А с другой – Сталин с не менее официально висящими чёрными усами. Под их пристальным неусыпным оком потекли наши долгие, затейливые будни через детство к юности по бугристой дороге к светлому будущему, обещанному нашими вождями советскому народу.
Валя Фридман
Бегать по улицам, ходить по друзьям мне было некогда, так как училась я в двух школах: общеобразовательной и музыкальной. Это означало, что я всегда была очень занята. Кроме того, что каждый день после школы надо было выполнять обычные домашние задания, надо было пять раз в неделю посещать уроки в музыкальной школе. Из них два урока по игре на фортепиано, и по одному уроку сольфеджио, музыкальной литературе и хору. Каждый день, как минимум час, я должна была играть дома на пианино, готовясь к очередным академическим концертам, за которые ставились оценки, и выполнять задания по всем музыкально-теоретическим предметам.
Лишь однажды я была в кино с Людой Мосиной, девочкой из моего класса и несколько раз была дома у Вали Фридман, визит к которой произвёл на меня весьма странное тяжёлое впечатление.
Валя была серьёзной малоулыбчивой девочкой. Глядя на неё, мне всегда хотелось сказать ей что-нибудь хорошее. Мне казалось, что ей это было очень нужно. Училась она хорошо, никогда никого не обижала, была приветливой, но непонятно закрытой.
Не знаю почему, выбрав именно меня из всех одноклассниц,