– А где же Одесса?
Их родной, тёплый, солнечный город встретил Бродских зелёной листвой и руинами разбитых домов и кварталов. Город выглядел израненным и больным, от чего на глаза наворачивались слёзы. Дора крепко сжимала заветный ключ от их квартиры и думала:
– Мы дома. Слава Б-гу, мы почти дома!
Рахиль Давидовна сказала притихшему от усталости мужу:
– Дома и стены помогают. Скоро приедем и отдохнём. Я тоже устала, мы все устали. Смотри, мы уже на Неженской!
А Боренька твердил своё:
– Так где же Одесса?
– Везде, куда не посмотришь – это Одесса, – ответила ему Дора и смахнула со щеки неудержавшуюся слезу.
Вот уже и пятый номер[20]. Они сгрузили с телеги свои нехитрые пожитки и направились к воротам родного дома. Вошли во двор и остановились на мгновение, оглядывая дорогие сердцу истерзанные войной стены с зияющими дырами разбитых окон. А в глубине двора, как и прежде, бежала вверх на второй этаж лёгкая лестница с перилами по бокам. Эта лестница снилась Доре по ночам, когда спускалась ночь на ресницы в течении всех этих четырёх лет. В поездах и на узбекской курпаче, пронизанной душком чужого тела она мечтала взбежать по этой дорогой лестнице, ведущей к заветным дверям родного дома. Бросив, где стояла, свою поклажу, спешно доставая по дороге ключ из кармана, Дора кинулась к двери и с возбуждённым восторгом стала вставлять его в замочную скважину. Но странное дело! Дверь не поддавалась. Мало того, за дверью раздался какой-то шум, шарканье ног и грохот цепочки.
– Кто там? – прозвучал чей-то помятый скрипучий голос. – Чего-кому надо?
Дора обомлела. В полной растерянности оглянулась она на застывшую мать и вдруг с силой и отчаянием затарабанила в дверь:
– Выходи, слышишь? Выходи. Это ты здесь не понятно, что делаешь! – Ей было всё равно, что её слышит весь двор. – Пусть, пусть слышит. Пусть все знают, что мы наконец дома. Это наш дом, наша квартира и никому её не отдадим.
На шум и крики стали выглядывать из окон соседи и, запахивая старенький халатик, вышла из соседней двери… мадам Фанштейн.
Квартиру Бродских занял Васька-фотограф, живший до войны в полуподвальном помещении под лестницей. Многие оставшиеся в доме нееврейские семьи тоже перебрались в квартиры уехавших или погибших евреев. В этих квартирах оставалась мебель, постельные и кухонные принадлежности, книги, сервизы и столовое серебро – всё необходимое, чтобы войти с пустыми руками и жить с комфортом. Когда беженцы возвращались домой, прижившиеся в их квартирах люди чаще всего не хотели оттуда выезжать.
Фанштейнам повезло: их квартиру отдали назад довольно быстро. Бродским же пришлось долго и болезненно