– Судя по гнилостным изменениям – дня четыре, может, шесть назад.
– И почему делаешь такой вывод?
– Потемнение поверхностных вен, видишь, похожи на веточки черного цвета, просвечивают через кожу. Ткани приобрели зеленоватый оттенок, отчетливо наблюдается их вздутие, особенно лица, груди у нее тоже вздулись. А живот – еще нет. Так что минимум – дня три, максимум – дней шесть уже. Учитывая холодную погоду – скорее, дней шесть.
– Вы там закончили?
– Да.
– Тогда поехали!
За руль свежедобытого «броника» садится Володька – ездил он на таких. Люки он не закрывает. Николаич хочет возразить, но воздерживается. «Найденыш» становится за первым УАЗом, и мы трогаемся дальше.
Семен Семеныч вертит подозрительно носом, хоть я и оставил перчатки и бахилы в поле, пахнет от нас с Сашей ощутимо.
– Что, одежку выкидывать придется? – спрашиваю нашего драйвера.
– Ерунда, выветрится все отлично. А не выветрится – так закопаем.
– Не по чину одежу-то хоронить! Выкинем где по дороге, и все.
– Не хоронить, просто закопать на пару дней. Земля отлично запах берет на себя.
– Это вы откуда знаете?
– Бабушка рассказывала. Во время войны носить-то нечего было. Так у них один инвалид что делал. Как фронт от деревни ушел, так он одежку с мертвецов собирал, обувь тоже. Детишки снятое прикапывали, бабы потом стирали, сушили и продавали на станции. Сами-то не носили, а на той же станции покупали себе одежку.
– Так, наверное, и покупали тоже с мертвяков?
– Может, и так. Но когда сам не видал – так и ничего.
– А почему инвалид одежку собирал?
– Он с фронта пришел, а там сапером был. Кроме него по лесам шляться дурных не было. Пацаны сунулись пару раз – кишки на деревьях оказались. Фронт-то через деревню туда-обратно несколько раз катался, все вокруг в минах. И ставили их не на несмышленых мальчишек, а на грамотных мужиков, так что пацанята вляпывались только так…
– А с инвалидом что потом было?
– Умер лет через пять. Он не просто так инвалидом стал, его ж порвало железом страшно. Руки-ноги вроде и остались, а весь ливер дырявый. После войны таких калек много было, так они лет десять, самое большее, жили. Всей деревней хоронили, если б не он, нищета была бы дикая. А он и не только одежду таскал, после войны в лесу много добра было, – заканчивает рассказ Семен Семеныч.
– Ясненько.
– А что там в БТР-то случилось?
– Черт его знает. Только похоже, что водитель из машины все же выскочил и мотор заглушил. Иначе хрен бы мы на ней сегодня поехали. А так и соляра есть, и аккумулятор живой. Начнем чистить – понятно будет. Но одно ясно, что кости этот морф челюстями дробил влегкую. Причем и такие, как бедренная. Так что челюсти-то не слабее, чем у гиены, а то и посильнее будут.
– М-да. Обратно повезло.
– А что там сзади, Семен Семеныч? Никаких сидений не было. Где же десант-то сидит?
– Что,