Пеппо тяжело вздохнул, чувствуя, как с каждой секундой все больше запутывается. Дурная кровь… Что вообще он знает о своей крови, столько лет не вспоминая свою погибшую семью? Его мать все звали Рика. Она любила вышивать и знала несметное множество сказок. У нее был мягкий голос и задумчивый взгляд… Она была ласковой, тихой и домовитой, и в последних воспоминаниях его тогда еще зрячих глаз навсегда сохранилась красивой, будто фея, как часто запоминают матерей рано осиротевшие дети. Память же об отце казалась Пеппо горстью осколков разбитого портрета. Каждый был мучительно ясен и знаком – но из них не складывалось цельного образа. Даже имя отца завалилось куда-то за подкладку разума.
Кто знает, какие еще важные воспоминания разлетелись вдребезги от того рокового удара, что не добил его одиннадцать лет назад? Что за тайны могли хранить его родители, жизнь которых совершенно неизвестна ему?
В замешательстве тетивщик потер лоб и тут же встрепенулся. Пусть он не знает о прежней жизни своей семьи, но он знает, какова была ее гибель. Он много лет гнал от себя те последние часы, когда глаза его еще были живы, сможет ли он теперь вспомнить их?
Койка вдруг стала казаться Пеппо неудобной, он вскочил и бесшумно метнулся к раскрытому окну, благо, в крохотной комнатенке для этого хватало двух шагов. Пылающий дом, чьи-то надрывные крики, плач… быть может, даже его собственный. Высокая черная фигура, трепещут на ветру длинные полы одежды, а низкий голос слегка гнусаво, нараспев читает что-то, только Пеппо не понимает слов. Священник? Не в этом ли разгадка? Его семью могли заподозрить в чернокнижии или колдовстве. А расправа над ведунами во все времена была короткой. Но даже если мать варила снадобья для любовных приворотов или гадала по звездам – кто мог столько лет таить злобу на давно умершую женщину? И уж совсем непонятно, при чем тут граф Кампано, во владениях которого он оказался по чистой случайности. И которого, если верить подслушанному в траттории разговору, тоже преследовали за богопротивные занятия…
Пеппо оперся руками о раму окна – он совершенно увяз. Одни догадки и совпадения, одно нелепей другого.
Где-то хлопнул ставень, выбросив