Но Пеппо обернулся к другу и вдруг улыбнулся незнакомой Годелоту мягкой и искренней улыбкой:
– И тебе доброе утро, – без раздражения отозвался он, а кирасир отчего-то ощутил, как от этой улыбки на душе становится нехорошо.
У шотландца давно не было такого спокойного утра. Меж ними не вспыхнуло ни одной перебранки, Пеппо не язвил, не ерничал, был странно тих и сдержан, словно вдруг узнал, что Годелот смертельно болен, и не решался ему об этом сказать. Сначала это забавляло кирасира, потом стало поневоле беспокоить. Он сам попытался поддеть тетивщика какой-то колкостью, но Пеппо снова рассеянно улыбнулся в ответ, будто шотландец говорил на неизвестном ему языке.
Годелот в седьмой раз намотал на палец злосчастный шнурок, послышался треск, и обрывок шнурка остался в руке.
– Черт, – шотландец отшвырнул обрывок и поднялся на ноги, – что с тобой сегодня, а? Ходишь, улыбаешься, только венка из васильков не хватает! Хоть бы гадость какую-то вякнул, а то мне не по себе прямо!
Пеппо, что-то перебиравший в своей седельной суме, оставшейся от продажи каурого, поднял голову:
– Лотте… Поговорить надо, – промолвил он с непонятной решимостью и вдруг как-то совершенно «зряче» отвел глаза.
Годелот нахмурился – эта преамбула ему отчего-то тоже не понравилась.
– Ну, говори, не томи, что за новую чертовщину выдумал? – проворчал он.
Пеппо приблизился к сидящему на койке кирасиру и сел напротив на край стола.
– Лотте. Нам пора разойтись и двинуть каждый своим путем.
Годелот молча смотрел на тетивщика. В другой раз он подумал бы, что тот разыгрывает его или пытается разозлить – Пеппо всегда обожал послушать, как шотландец бесится и сквернословит. Лишь недавно кирасир научился не поддаваться на искусные провокации поганца. Но на сей раз все было иначе. Годелоту уже хорошо была знакома легкая искра беспомощности, которая появлялась на дне незрячих глаз, когда Пеппо понимал, что перегнул палку и всерьез обидел друга.
– Ну, чего молчишь? Дальше что? – проговорил наконец кирасир.
Тетивщик потер переносицу, и этот жест показался Годелоту растерянным:
– Ничего. Просто пора. С самого начала же так договаривались.
Кирасир машинально постучал пальцами по столу.
– Так… Вчера, значит, было не пора, а сегодня пора стало… – с деланой иронией протянул он, надеясь, что Пеппо сейчас просто ухмыльнется и выпалит в него одной из своих извечных едких шуточек. Но тот молчал, лишь на миг коснулся пальцами лица, словно ощутив на нем непривычно сидящую виноватую маску. И Годелот ощутил, как утреннее раздражение вдруг разом улеглось, уступая место подобию испуга.
– Пеппино, что случилось за ночь? – мягко промолвил он, – не руби сплеча, объясни.
В лице Пеппо что-то передернулось:
– Если я скажу, что добрался до Венеции,