– А-а… – Бабахов как будто смягчился. – Найди кого-нибудь. Текст вроде несложный. Если на часик попозже начнем, то и у обезьяны должно от зубов отскакивать.
– Кого, Федосей?
– Боже! – Федосей театрально заломил руки. – Мало их тут, что ли, ошивается? Позвони этой… как ее? с собачачьего шоу. Она с Антохой как-то пила. И давай – в темпе, в темпе!
Люсьен послушно кивнула и порхнула к выходу.
– Да, и половые поправки в текст внести не забудь!
Видимо, в качестве разъяснения Бабахов повернулся ко мне:
– У нас тут случается. То, цветочки вручая, юбиляра с ведущим по незнанию перепутают, то еще какой-нибудь номер отколют. Помню, попросил на днях одного полчасика покривляться. Так он слова, молодец, выучил, а мозги-то, видать, дома оставил. Встает в положенное время и с важностью такой говорит: «Я как ведущая передачи «Час с Наташей Пурьевой» ответственно заявляю…» Дебилы, прости Господи! Жрать-то хотят, а пять-шесть слов местами по смыслу переставить – нет, это сложно.
Он вдруг резко прервался и строго посмотрел на меня.
– Ты когда базу принесешь, ИЗВЕРГ?
– А вам она зачем? – набравшись не то наглости, не то смелости, полюбопытствовал я, и сделал при этом глаза как у ребенка.
Я думал, Федосей ответит мне матом. К этому, по крайней мере, располагало лицо, что было в эту минуту на нем. Однако сам обладатель лица проявил завидную выдержку. И даже чуть больше: какие-то неведомые силы, возможно идущие откуда-то из темноты бабаховского «не-Я», внесли в наше общение разительную перемену.
– База? – мягко прошелестел Федосей и улыбнулся так, как улыбаются только тогда, когда думают о чем-то ну очень приятном. – О, это да…
– Власоглав кто? – спросил резко затем.
– Покойник, – не ожидая подвоха, отреагировал я.
– Нет, до этого.
– Человек.
– Нет, после… Тьфу ты, запутал! Вообще?
– Журналист.
– Правильно! А я кто?
– Телеведущий, кажется.
– Когда кажется, креститься надо! Я… (он как-то гадливо поморщился)… этот… ШОУМЕН. Чуешь отличие между тем и этим?
– Между чем и чем?
– Не чем и чем, а кем и кем. Между мной и Антохой, когда тот в живых числился.
Я, немного подумав, отрицательно покачал головой.
– Дурак, если не чувствуешь! Журналист – это кто?
Видя, что я не спешу реагировать, он задрал к потолку палец и произнес почти что торжественно:
– Журналист это ЛИЧНОСТЬ! Все думают, что он много думает, и потому все его уважают.
Затем развел руки в стороны:
– А я?… Клоун! Пустышка! Жалкая, пустая пустышка, которая только и может, что веселить и развлекать не знающую к чему себя приложить публику. «Да, я шут, я циркач!..»
И Федосей внезапно запел, начав весьма артистично кривляться. Потом он заговорил снова – но о чем, я так и не понял. Вернее, не столько не понял, сколько пропустил мимо ушей: мое воображение внезапно набросало небольшую статью, озаглавленную как – «Антон