– Да, да, – подхватил Пирик. – У-у, как он обрадуется. О!..
– Говори на своём языке, – напомнил Иван.
Пирик быстро заговорил. Иван вслушивался в незнакомую речь. Не долго.
– Теперь повтори всё сначала, – попросил он, наконец, Пирика на языке ходоков.
Лингвам с успехом делал своё дело, но надо было выслушать поведанное Пириком ещё раз.
Сын Уленойка вначале стал переводить сказанное им на понятный ходокам язык.
– Нет! – остановил его Иван. – Говори на своём языке. Повтори! Только не торопись.
Пирик, хотя и с неохотой, стал говорить по-своему. Иван вслушивался. Постепенно стали появляться осмысленные фразы. Тем более что Пирик, в основном, говорил о своём отце.
– Я хотел бы встретиться с твоим отцом, – сказал Иван, так как стал его понимать, а, значит, и говорить, хотя с трудом.
Пирик оторопело уставился на Ивана.
– Ты говоришь! О!.. Отец мой, Уленойк, будет тебе рад. О!.. Отец мой, Уленойк, великий воин Великого Пелилакканка! Он имеет сто жён! Его все бояться, и обходят его ромт стороной, хотя вокруг Харрамарра нет даже стены. Мой отец, Уленойк…
– Я понял, – прервал его Иван, с сожалением выбрасывая из рюкзака гремящий внутри стеклом термос, после чего выложил хлеб, консервы, флягу с коньяком и пузырёк с фиталоном, а к нему кусочек ваты. – Давай-ка я тебе смажу всё это. Быстрее заживёт.
Пирик принюхался, скривился, но покорно выдержал лёгкие касания ходока.
– Здорово тебя поколотили, – критически оценивая свою работу, сказал Иван. – За что же они тебя так?
– Как за что? – удивился Пирик, словно Иван сказал ему некую бестактность. – За женщин, конечно.
– Ага, – согласился Иван, не находя в его ответе изъяна; однако в нём слышалась какая-то не то избыточность, не то недосказанность.
С одной стороны, обычный бабник, вот и бьют скопом; с другой – почему такая безапелляционность в утверждении, что здесь за женщин всегда бьют?
– Пацифист, значит, – предположил он, на что Пирик охотно мотнул головой.
Значения произнесённого Иваном слова он не знал, поэтому понял его по-своему, отозвался:
– Им тоже от меня досталось.
– Видел я, – отмахнулся Иван, вытирая руки о траву. – Давай есть. Потом расскажешь, почему у вас бьют за женщин, и кто такой твой отец, Уленойк.
Они шли каким-то лугом.
– У меня много женщин. Я сын своего отца, Уленойка, а он совсем как Анки, а Херести говорит, он больше, чем Анки.
– Ну-ну, – подбодрил Иван. – Анки – это отец твоего отца, Уленойка?
Оживший после еды и смазки ран Пирик даже отпрянул в сторону и приставил указательный палец к верхней губе, будто усы показал.
– Уй! Анки не отец. Анки – Бог! От него родились все люди. И от его женщин, конечно.
– Извини, – ухмыляясь, произнёс Иван. – И чем же твой отец, Уленойк, превзошёл самого бога Анки?
– Мой отец, Уленойк, ходок во времени. Поэтому Херести говорит, что отец мой, Уленойк,