– Сейчас сориентируюсь, – сказал Симон, нелепый в своей элегантности среди зарослей. Его лакированные туфли блестели оконцами воды в пожухшем травостое. – Вот… пойдём сюда.
Они прошли несколько шагов, деревья расступились, и ходоки оказались перед небольшим холмом, вверх по которому уходила тропа.
– Здесь недалеко поселение, – лёгким движением кисти руки показал Симон в лес, откуда тропа выходила. – А там, наверху… Видишь? Да, там частокол. Он огораживает капище. Тропа ведёт к воротам. Они не запираются. Как войдёшь, сразу поверни направо и – вдоль навеса, где поселяне в определённые дни пожирают жертву, Навес пристроен к забору. Так вот пройди на противоположную сторону капища. Напрямую не ходи. Это у них не положено.
– Табу?
– Не знаю… В центре капища у них идолы. Поэтому, наверное… Перкун… У него шрам на лбу. Здесь, – Симон перечеркнул свой лоб пальцем почти от одного виска до другого наискось к правой брови. – Скажи ему, что пришёл от учителя ходоков Сарыя… э-э… Задиры.
Иван усмехнулся.
– Каждый ходок имеет клички, иначе… – Переходя на менторский тон, начал, было, распространятся Симон, но Иван отмахнулся.
– Да ладно Вам.
– Впрочем, он тебя увидит – и сам поймёт, что ты не из его округи и эпохи. Иди, Ваня!
Симон дождался, пока Иван вышел на тропу, помахал рукой и только после этого стал на дорогу времени.
Дышалось легко, и Иван быстро поднимался по высохшей дорожке. По ней ходили много. За долгие годы она была втоптана глубоко ниже уровня земли.
Тяжёлые ворота на широких ременных петлях, которые, по словам Симона должны были быть раскрытыми, оказались сомкнутыми и подались с трудом. Когда образовалась щель, чтобы можно было в неё протиснуться, Иван сделал это.
Взору его предстала обширная, ровно поросшая посеревшей травой площадка, в центре которой возвышался выложенный из грубых необработанных камней алтарь в окружении деревянных звероподобных скульптур неведомых богов. Головы некоторых животных были посеребрены. Над капищем – сень многолетнего дуба.
В воздухе висел смрадный запах.
Тишина и яркое солнце властвовали здесь безраздельно. Лишь приглушённо стрекотали кузнечики, да откуда-то доносилось унылое пение.
Если бы Симон даже не предупредил, то Иван и сам догадался бы, как пройти к обиталищу Перкуна: здесь тропинка превращалась в утоптанную дорогу и сразу после ворот сворачивала вправо и вела мимо крытого сверху шатром из лемеха длинного строения, разделённого внутри рубленными из толстых стволов стенами. Эти отдельные каморки были открыты к капищу; задней стенкой им служил частокол.
Длинные столы и скамейки – грубые и прочные – служили единственным украшением этих помещений. Сейчас их пронизывали сквозь щели кровли и частокола солнечные лучи, придавая им запущенный, заброшенный вид, – похоже, их давно никто не посещал. Пол был подметён до утрамбованного глиняного основания.
Иван обогнул капище, и в его поле зрения открылась противоположная