– Истинное могущество в богатстве, – вставил своё слово Ящерка. – Сколько у здешних добра – это ж страшно подумать!
На воротах дворца красной краской был нарисован символ Кадма – надутый парус, который в то же время походил на топор с широким полукруглым лезвием. Символ и силы, и богатства.
Колонна воинов втянулась по узкой дороге внутрь дворца, и ворота за ними закрылись. Внутренний дворик дворца не был таким уж просторным, но место на утрамбованной земле нашлось всем. Трое старейшин вместе с послами поднялись по коротенькой лестнице из широких каменных ступеней и исчезли в главной башне дворца – огромном здании в три этажа, где, как полагал Пескарь, должен был жить сам царь Кадма.
Во дворе оказалась дюжина воинов-кадмийцев. Многие из них были знакомы с воинами Города-в-Долине и принялись здороваться со старыми приятелями, расспрашивая о житье-бытье и новостях.
Вскоре гостей позвали в трапезную, которая располагалась в одном из боковых помещений царской башни. Они побросали оружие и вещи прямо во дворе и вошли под низкий свод в помещение, освещенное лишь парой чадящих факелов, да ещё в двух маленьких оконцах-бойницах догорал вечерний свет. Здесь стояли два стола, окаймленных четырьмя узкими скамьями. Было довольно тесно, но воины все же сумели поместиться.
Несколько молчаливых женщин, которые показались Пескарю очень несчастными, внесли в трапезную большие лохани с похлебкой, которую разложили в глиняные чашки. Варево из ячменя и тертого козьего сыра, в котором было немного мяса, оказалось не особо вкусным, но им вполне можно было набить живот после долгого пути.
Вместо устричных раковин, которыми жители Города-в-Долине привыкли есть похлёбку, выдали странные бронзовые палочки: с одной стороны на них было расширение в форме раковины, а с другой они были заострены. Пескарь обратил внимание, что некоторые из воинов довольно умело хлебают варево этими палочками с углублениями на конце, время от времени подхватывая на острый конец слишком большие куски. Вскоре юноша услышал и название приспособления – ложка. Пошарив взглядом по столу, Пескарь обнаружил ложку, которая, видимо, полагалась ему, и сначала неловко, а потом все более умело приспособился есть с ее помощью. Ощущение было новое, забавное и скорее приятное.
Козлик тоже сразу освоил ложку, Увальню это давалось гораздо труднее, и значительная часть налитой ему похлебки оказалась на его льняном доспехе. А Ящерка предпочел обойтись без новшеств и хлебал через край чашки, помогая себе руками.
Еще меньше, чем трапезная, Пескарю понравилось отхожее место во дворце. Оно было у стены, выходящей в море – несколько дыр в деревянном настиле нависали над обрывом. При этом сам настил ничем не отделялся от внутреннего двора, и справлять нужду приходилось на глазах у всех, кто в это время во дворе находился.
На ночлег воины улеглись здесь же – кто во внутреннем дворе, кто в трапезной, на столах и под ними.
Старейшина Копьё, в сильном подпитии, ненадолго вышел из