Царский сын мог бы позволить себе и бронзовый панцирь, но пока что он был бы для Пескаря слишком тяжёлым. Однажды отец позволил ему примерить собственный бронзовый доспех, и с непривычки Пескарь едва мог держаться на ногах. Конечно, тренировки позволили бы ему приноровиться к тяжелому панцирю и научиться в нем ходить – но воин в бою должен не ходить, а бегать, резко поворачиваться, бить; а если фаланга разрознена – то плясать, крутиться и вертеться – а не сражаться с собственным обмундированием. Льняной же доспех был почти таким же удобным и легким, как самая простая туника. Внимательный осмотр подтвердил: панцирь был в идеальном состоянии.
Наконец, последней инспеции подверглась маленькая гордость Пескаря – простая кожаная петля в локоть длиной. В праще юноша был уверен как ни в чём другом, потому что тренировался с ней каждый день и вообще никогда не выходил без неё из дома. Оставалось убедиться, что в кожаном мешочке лежат, как и положено, пяток тяжёлых свинцовых ядер – сплюснутые с боков и вытянутые, в форме персиковой косточки, они были куда более опасны, чем обычные камни. Пескарь легко мог попасть таким в неподвижную птицу с тридцати шагов, а в шакала – с сорока, а то и с пятидесяти (в человека стрелять ему пока не доводилось). Если цель была дальше, приходилось полагаться уже не только на умение, но и на удачу.
– Уходишь на войну? – Пескарь чуть не вздрогнул от неожиданности, когда мягкий, нежный голос оторвал его от размышлений об оружии и тактике боя.
– Сана, привет! – улыбнулся Пескарь, и девушка кокетливо улыбнулась в ответ. Она была стройная, как серна (что, впрочем, можно было сказать почти обо всех девушках Города-в-Долине), с длинными черными волосами мягче любой заморской ткани, и с жгучими черными глазами, выражение которых так легко менялось с любящего на грозное.
Сана была младшей дочерью старейшины Рубача, и родители вполне благосклонно относились к тому, что между молодыми людьми возникла любовная связь.
– Ты что, даже не пришел бы попрощаться? Уткнулся в свои оружия и обо всем на свете забыл!
– Нет, конечно! – возмутился Пескарь. – Конечно, пришел бы!
– «Конечно, конечно», заладил, – прищурилась Сана и вдруг запустила в юношу зажатым в кулаке земляным орехом. Орех стукнул будущего воина в плечо.
– Ах, ты так?! – притворно возмутился Пескарь, рванулся и хотел было подхватить девушку на руки, но та уже скрылась в глубине двора царского дома. Пескарь побежал следом.
Они пронеслись по городу, как вихрь, мимо женщин, полоскавших белье в ручье, мимо воинов, пивших вино под навесом, мимо мальчишек вёсен семи-восьми, которые кидались друг в друга камнями на гусином выпасе.