– Старался. Еле влез на нее, а уж спускаться – это вообще караул. Все глаза пылью засыпало. Под конец вообще ничего не видел.
– И куда ты все это засунул?
– Понятия не имею. Потом где-нибудь выскочит.
– Слава богу, что все закончилось.
– Да. Но это не главное.
– А что главное?
– Мы сыграли вничью, – сказал он. – Понимаешь – вничью…
Tête-à-tête
Летним вечером мы с моим приятелем Сидом шли по дощатому настилу Океанского парка, как вдруг на одной из скамеек, почти у самой воды, я заметил знакомую картину.
– Погоди, – тихо сказал я, – притормози-ка…
Мы остановились и прислушались.
На скамейке сидела старая еврейская чета, ему я дал бы лет семьдесят, ей – лет шестьдесят пять. Оба что-то непрерывно говорили и размахивали руками, при этом никто никого не слушал.
– Сколько можно повторять одно и то же! – сказал он.
– Ой, извини, ты что-то говорил? А я и не заметила! – огрызнулась она.
– Вот именно – что-то! Я всю жизнь тебе что-то говорю! И таки не самую последнюю чушь, если бы ты хоть раз соизволила подумать!
– Ой, ой, вы только послушайте его! – бешено вращая глазами, сказала она. – Всю жизнь! Может, перескажешь все по списку?
– С удовольствием, могу начать прямо со свадьбы.
– С какой еще свадьбы?
– С той самой. С этого дурдома, за который я выложил кругленькую…
– Ой-ой… Это кто это выложил?!
– Да я тебе в два счета докажу, что…
– Ой, я тебя умоляю – кто таки станет тебя слушать…
Et cetera, et cetera…[10]
– Жалко, что нет диктофона, – сказал я.
– А зачем? – пожал плечами Сид. – Я и так все запомнил. Можешь разбудить меня ночью – и я воспроизведу тебе их разговор слово в слово.
Мы двинулись дальше.
– Можешь себе представить, – сказал я, – они сидят на этой самой скамейке каждый вечер, и так – уже много-много лет!
– Ого, – протянул Сид. – Да они комики со стажем.
– Не говори так. Это совсем не смешно. Скорее грустно.
– Что? Грустно? Да брось ты! По-моему, их хоть завтра можно выпускать на сцену – играть водевили в «Орфеуме»![11]
– Но разве это не грустно?
– Да ладно тебе, расслабься. Готов поспорить, что они вместе уже лет пятьдесят. Этот бред они начали нести еще до свадьбы – и несут по сей день, с тех пор как кончился их медовый месяц.
– Но они ведь совсем не слушают друг друга!
– Ну и что, они же соблюдают очередь. Сначала она его не слушает, потом он ее. А послушали бы – так все бы и закончилось. Сразу бы охладели друг к другу. Это их возбуждает, понимаешь – по Фрейду.
– Но с чего ты это взял?
– Да они просто все выплескивают – все недовольство, все страхи. Спорим, они и в постели не прекращают свою перебранку, а через пару минут оба засыпают с блаженной улыбкой на устах!
– Ты правда так думаешь?
– Не думаю, а знаю. Мои дядя и тетя вели себя примерно так же. На самом