Я не на шутку встревожился и, дождавшись маминого возвращения с дежурства, поделился с ней своими опасениями.
– О господи! – простонала она. Было видно, что она дошла до точки. – Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он это сделал!
– Но как мы его остановим?
Она не ответила. Позже, когда я сидел у себя за уроками, вдруг появился Чаз. Он уже был в пижаме. Брат сделал мне знак не шуметь и поманил на лестничную площадку.
На темной площадке мы были как двое моряков на плоту после кораблекрушения. До нас доносилась резкая перепалка родителей.
– Ради всего святого, – в негодовании взывала мама, – не порть ребенку жизнь!
– Черт побери, отец я ему или нет? Этот урод к нему цепляется, а я должен молчать?
– Не уверена, что все обстоит так, как говорит Чаз. В любом случае позволь мне самой разобраться.
– Джоан, я уже сказал, что сам займусь этим вопросом.
– А я считаю, Генри, будет лучше, если им займусь я, – твердо заявила мама.
– Это почему же, хотел бы я знать?
– Пожалуйста, не заставляй меня произносить это вслух.
Повисла тишина. Отец медленно трезвел. Потом в его голосе прозвучала озабоченность:
– Джоан, у тебя усталый вид. Может, присядешь, а я приготовлю тебе выпить?
– Нет!
– Я имел в виду кока-колу… Хоть эту малость я могу для тебя сделать?
– Нет, Генри, это не «малость», – объявила мама, и в ее голосе, в котором мы привыкли слышать заботу и тревогу о нас, теперь прозвучала горечь. – Боюсь, это самое большее, что ты можешь для меня сделать.
Весь дом, каждый его уголок был пропитан одиночеством. Я едва различил в темноте лицо братишки – он смотрел на меня снизу вверх, ища поддержки.
На сей раз я не нашелся, что́ ему сказать.
4
На другой день нас с Сильвией одолевала зевота. Все утро Франсуа ловил мой взгляд, но я вовремя отводил глаза. Пусть себе делает те выводы, которые ему больше нравятся.
Доктор же Далессандро вновь нацепила свою маску сельской училки, ничем не выдавая происходящих перемен в своей душе.
Мне показалось, она украдкой мне улыбается, но, может, я просто принял желаемое за действительное. Мне не терпелось переговорить с нею с глазу на глаз.
Лектор, приглашенный прочесть специальный цикл лекций по сыпному тифу, профессор Жан-Мишель Готтлиб из знаменитого госпиталя Ля Сальпетриер, был специалистом по так называемым «древним болезням» – таким, которые большинство людей считают давно искорененными. Например, оспа или чума. Или проказа, от которой и в наши дни страдают миллионы африканцев и индийцев.
Кроме того, он неназойливо напомнил нам, что, пока мы ведем свои разговоры в парижском комфорте, на земле регистрируется больше случаев туберкулеза, чем когда-либо в истории.
Если бы у меня еще оставались