Для нас с вами все это – сложная и мистическая, но вполне понятная и даже естественная (типа – а как же иначе?!) процедура налаживания у клиента каналов непатогенного «общения с БСЗ». Но при взгляде извне, взгляде, не нагруженном нашей верой и нашими корпоративными конвенциями, все эти игры вокруг постели выглядят, мягко говоря, довольно-таки странно.
И требует некоторого объяснения; в нашем случае – объяснения самим себе. Такое объяснение – самое сложное, поскольку мы легко и непринужденно можем рассказать: зачем нужно укладывать пациента на кушетку (или, в «современном психоанализе» – зачем не нужно этого делать). И этот рассказ ясно даст всем понять, что все это нужно не для удовлетворения наших странных желаний, а исключительно для целей терапевтического воздействия.
А вот объяснить самим себе: почему нам так хочется уложить в постель другого человека и наблюдать за ним, спрятавшись за изголовьем, – это гораздо сложнее. А еще сложнее объяснить: почему нам нынче этого массово расхотелось и мы начали обставлять свои «игры в доктора» иной атрибутикой и иными телесными диспозициями…
Как я уже говорил ранее, в основании любого вида человеческой деятельности, и психоанализ здесь не исключение) лежит поиск некой условной «точки», где человек подключается к бессознательной мотивации, где наследуемая архаика, инфантильные травматические фиксации и актуальные проблемы и комплексы сливаются в компенсаторном (можно даже сказать – симптоматическом) единстве. И порождают деятельную реакцию, принимающую вид навязчиво воспроизводимого ритуала.
По каким признакам мы такую «точку» можем обнаружить? Во-первых, это символика, которая здесь работает. Например, по символической природе денег мы на нашей прошлой встрече четко определили в травматической шкале инфантильный травм и фиксаций место подключения предпринимательства. Во-вторых, это ритуалистика, то есть те игры, в которые люди играют при помощи (а точнее – под воздействием) этих символов. Ну, например, опять же, если посмотреть на тот же бизнес, то можно заметить, как люди нечто накапливают, потом вкладывают, и мы сразу же догадываемся – в какие детские игры они тут играют. И, наконец, третье – это те мифы, которые вокруг всего этого складываются. Те объяснительные модели, которые понятны как бы сами по себе, но рационально ниоткуда не выводимы, причем психоанализ, в отличие от многих других форм человеческой деятельности, не скрывает того, что он стоит на мифах и сказках, то есть на том, что связывает реальную деятельность с ее архаической и инфантильной подосновами.
Так вот, если брать в анализ эти три признака, то что мы имеем перед собой в качестве символической атрибутики, ритуалистики и мифологии классического психоанализа?
В качестве