Из заимствования русской революцией основных тезисов Великой Французской революции, как всегда, вышел анекдот – свобода, равенство, братство очень быстро поменяли свой смысл на противоположный, обернувшись тюрьмами, формирование новых сытых элит, разорением фамильных гнезд. Социалистическая идеология, риторика, практика блестяще описаны многими крупными исследователями (28), и мы не будем повторять их основные тезисы. Суть глобального влияния коммунистической эпохи на русскую ментальность состоит именно в закреплении в письменном виде тех основных ценностей, по сути глубоко антибуржуазных (то есть антигородских), которые эта ментальность накапливала за время своего становления. Важно, что именно в двадцатые годы XX века в России было введено всеобщее обязательное бесплатное образование, растиражировавшее – вначале через Пришвина и Носова, затем через Маяковского и Горького, а также через целостную интерпретационную модель под названием марксизм-ленинизм – основные ценностные стереотипы российской ментальности. Разве слабый должен умирать? Разве деньги могут дать человеку счастье? Разве быть богатым морально, когда столько людей по всему миру голодает? Разве какая-то абстрактная свобода достойна жертв? Разве среди нас нет врагов? Разве от несчастья можно застраховаться? Разве нам дано знать все обстоятельства, присутствующие в ситуации? Разве наш успех зависит только от нас? Разве поделиться тем, что у тебя есть – не высшее проявление человечности? И так далее, и тому подобное. Все перечисленные социокультурные смыслы, воспринятые русским самосознанием, пребывали в удивительной гармонии друг с другом, в результате сделав русских обладателями целостного последовательного мировоззрения созерцательного типа, мировоззрения, распахивающего индивида в мир, впускающего его в себя как соавтора своего бытия, но не его хозяина. Отсюда пассивность в достижении личных целей, самопожертвование в борьбе за общее мифическое благо, покорность при репрессиях, отсутствие стремления к прогрессу.
Говоря о влиянии большевизма на русскую ментальность, хотелось бы оговориться, что многие феномены того времени не были плоскостными и отражали в себе сумму реальностей и смыслов. Например, тип русского революционера, настолько богато описанный в русской исторической прозе вплоть до произведений Бориса Акунина, представляется нам глубоко заимствованным, европеизированным нерусским типом. Конечно, и Базаров, и Рахметов, и вся, так сказать, русская разночинная интеллигенция здесь в предтечах, но можно ли сказать, что этот тип является тем