Именно это особое мироощущение нашло себе отражение в «Слове о погибели земли Русской». Именно оно предопределило своеобразие Руси и особенности ее рецепции византийского наследия как в киевский, так и во владимирский и московский исторические периоды.
Из законов императора Юстиниана, относящихся к религиозной сфере, выводились общие принципы теоретического характера, которые обуславливали взаимоотношения между basileia и sacerdotium не только в Ромейской империи, но и в государствах византийского культурно-исторического круга. «В самом управлении империей Юстиниан преследовал две основные цели: 1) восстановление и продолжение древней императорской власти “избранной римской расы” и 2) достижения единства Церкви и государства. Общий девиз внешней и внутренней политики Юстиниана был: “Одно государство, один закон и одна Церковь”»[75] [75]. Один народ, одна Церковь, один Царь – вот политический идеал Византии, ставший формообразующей идеей для русской государственности в период кризиса, связанного с монгольским нашествием, и во время выхода из этого кризиса к единодержавной власти московских великих князей.
«Согласно взглядам Юстиниана-богослова, Церковь Христова есть “Единая Святая Кафолическая Божия Церковь”. Она слагается из различных поместных церквей, обладающих единством веры, учения и власти»[76] [76]. Из последнего постулата вытекает важная мысль о том, что поместные церкви обладают всей полнотой Вселенской церкви. Вывод этот весьма важен в вопросе о том, каким было воззрение на вопрос церковного единства всех поместных церквей в тот период, когда национальная