От Второго Иерусалима к Третьему Риму. Символы Священного Царства. Генезис идеократической парадигмы русской культуры в XI–XIII веках.. Владимир Ларионов

падоша, а третей стоит, а четвертому не бытии». Необходимо понимать, что построения старца Филофея шли в фарватере древней и устойчивой традиции. Рим, по учению св. Андрея Кесарийского, является городом, удерживающим мир от пришествия Антихриста, тем последним Царством, где найдет себе прибежище Церковь. Одним из главных посылов в построении этой идеологемы был тот факт, что при переписи населения Римской империи при императоре Августе младенец Христос был «списан в римскую власть», т. е. учтен при переписи, став гражданином Империи. Гражданство самого Господа Иисуса Христа делало и саму империю сопричастницей вечности. Идея особого эсхатологического призвания русского народа и российской государственности нашла себе законченную словомысленную форму, обусловленную изменившимися историческими обстоятельствами. Если раньше идеологическая парадигма утверждалась в мысли о священном народе «одиннадцатого часа», то теперь на повестку дня встал и вопрос о «последнем эсхатологическом царстве».

      Б.Г. Дверницкий совершенно справедливо говорил, что «идеологема “Москва – Третий Рим” является исторической доминантой России или представляет раскрытие русского хронотипа… Идея хронотипа о том, что событие не создается, не определяется сейчас пришедшими факторами, – последние приходят лишь затем, чтобы осуществить и выявить то, что начиналось в прошлом…»[68] [68].

      Еще раз следует отметить, что этот хронотип в качестве осмысленной парадигмы был впервые изложен еще в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона. Безусловно, основополагающим, исходным моментом любой рефлексии по поводу своего места в мировой и священной истории было принятие русским народом православия из Константинополя. «Православие – это правильное понимание основ веры, а совсем не “правильное пение и славление”. Эти “слава”, точная мысль и точная жизнь и есть содержание понятия. Восточная ветвь христианства сложилась на территории Восточной Римской империи и сопредельных стран в ходе постепенной дифференциации с латинским Западом. Обычно православие понимают как вторую часть бинарной оппозиции западному христианству, но в действительности это уточнение, выправление единой первоначальной основы, которую латинский мир деформировал, “увел с пути”. Для достижения данной цели нужен логический аппарат, которого требует православие…»[69] [69].

      Этот аппарат был утонченно разработан византийской мыслью, и ознакомление с ним заняло длительный этап русской истории. «Во многих памятниках книжности Древней Руси можно найти византийскую эсхатологию. Это отчасти верно, но только отчасти. Проблема не в эсхатологии, а в имплементации эсхатологической ответственности, в пространстве объяснения, доведения до сердца человека отсутствия противоречия между ограничением метафизического планирования и необходимостью планирования практического»[70] [70].

      Именно