– Не понимаю… – я выпрямил руки, вытягиваясь за столом.
– Да просто всё, мой прекрасник! Доброгнева… – Ава подпёрла щёку рукой, смотрит невесело на меня. Мне весело, ей – нет: – Пока ты был здоров, таскался со мной по каким-то Лабиринтам и ставил себя выше Доброгневы во всём, она хотела тебя убить. Но стоило Смерти подобраться, Нева осознала, что ей без тебя-то… – Ава развела ладони, будто предлагая мне самому додумать.
– Погоди, не понимаю…
Авилла покачала головой, вздыхая:
– Что ж не понимать?.. Пьяный напился, вот и тормозят мысли-то! Хватит набираться, что я с тобой до утра, с дурным делать буду?!
– Что делать?.. Ну, покажу щас… – я сгрёб её в свои руки…
…Ава подняла подушку повыше на изголовье, и села, придерживая покрывало на груди.
– Ты, Бел… ты вошёл в меня ещё… я не знаю, как родилась, всё ты мой муж. Как то, что я Авилла, как то, что один глаз у меня тёмный, другой светлый, ты мой муж, потому что так устроен мир… Так что всё… Ты один для меня был мужчина на земле, Богами предназначенный… – она вздохнула. – Меня от Вани, от ласк его, тошнило и рвало поначалу, вообрази? Он чуть не рехнулся, пока я привыкала…
От Вани… от Явана? Несладкое счастье, выходит, досталось красавцу Явану, горемыка… но даже по этому счастью он продолжает тосковать. И как мне отказаться? Даже если это сделает её несчастной? Но разве я могу её сделать несчастной? Я, когда у меня дороже ничего нет?!
– Я это к тому говорю, Белуша, милый, чтобы снова не вздумал заболеть! Я знаю, что ты сам. Сам это… я не смогу, если ты, правда, умрёшь. Слышишь меня?
Я смотрю на неё, я думал, что счастливее, чем этим утром я не могу быть. Оказывается, могу. Эти её слова…
Ава села, обняла колени, подавшись вперёд:
– Я вот что… я знаешь… я хотела… чтобы мы… о нашем сыне… – она нахмурилась, опустив ресницы, стали не видны чудные её глаза. – Я не знаю, что было бы, не знаю, как выпутывалась бы… Но я… Для меня горе, что он… что его нет… Такое горе… – она заплакала, зажав рот ладонью, горько и неутешно.
Я прижал её к себе, как больно… Она плачет и говорит быстро-быстро:
– Всё не так, всё неправильно, так нельзя, так нельзя делать… Нельзя так… обманом, через подлые лазейки человека в мир приводить. Это всегда откликнется, всегда горем, вот и… вот мы и потеряли его… поэтому потеряли… Бел… – она обняла меня, рыдая, прижимая горячую голову ко мне.
То, что Он говорил, что отнимет. И отнял… она сказала, то же, сама пришла к этому… Общая боль, наконец, мы можем поплакать о ней вместе…
И наконец, я могу сказать то, что хотел, что жгло меня, и я не мог, боясь нанести ей ещё рану:
– Я был так счастлив, так горд, что… я не испытывал такой гордости никогда, не только потому, что у меня никогда не было детей. Но, главное, потому, что я, наконец, по-настоящему с тобой… Ты говоришь, я вошёл в тебя, как только