Этот план окончательно сложился в моей голове в пятнадцатилетием возрасте без чьего-либо участия, и самое большее, что я могу сказать, так это то, что он был следствием моего воспитания. Но если я должна сказать искренно, что я думаю, то я смотрю на него как на плод моего ума и моей души и приписываю его лишь себе одной; я никогда не теряла его из виду. Всё, что я когда-либо делала, всегда к этому клонилось, и вся моя жизнь была изысканием средств, как этого достигнуть.
Осенью великий князь захворал корью, что очень встревожило императрицу и всех. Эта болезнь значительно способствовала его телесному росту; но ум его был всё еще очень ребяческий. Он забавлялся в своей комнате тем, что обучал военному делу своих камердинеров, лакеев, карлов, кавалеров (кажется, и у меня был чин); упражнял их и муштровал, но, насколько возможно, это делалось без ведома его гувернеров, которые, правду сказать, с одной стороны, очень небрежно к нему относились, а с другой – обходились с ним грубо и неумело и оставляли его очень часто в руках лакеев, особенно когда не могли с ним справиться. Правда, было ли то следствием дурного воспитания или врожденной наклонности, но он был неукротим в своих желаниях и страстях. Мне часто еще придется говорить о нем, а потому я ничего к этому не прибавлю, разве лишь то, что тогда я была поверенной его ребячеств и что не мне было его исправлять; я не мешала ему ни говорить, ни действовать.
В декабре 1744 года двор получил приказание готовиться к поездке в Петербург. Великий князь и мы с матерью опять поехали впереди. На половине дороги, прибыв в село Хотилово, великий князь захворал; он уже за два дня до того почувствовал некоторое недомогание, которое приняли за расстройство желудка. В этом месте остановились на сутки. На следующий день около полудня я вошла с матерью к комнату великого князя и приблизилась к его кровати; тогда доктора великого князя отвели мать в сторону, и минуту спустя она меня позвала, вывела из комнаты, велела запрячь лошадей в карету и уехала со мною. Я просила ее сказать мне, чем вызван этот отъезд; она мне тогда сказала, что у великого князя оспа; у меня ее еще не было. Она увезла меня и оставила графиню Румянцеву и Каин при великом князе, чтобы за ним ходить, пока императрица, которая нас опередила и к которой послали курьера в Петербург, распорядится этим иначе.
Ночью после нашего отъезда из Хотилова мы встретили императрицу, которая во весь дух ехала из Петербурга к великому князю. Она велела остановить свои сани на большой дороге возле наших и спросила у матери, в каком состоянии великий князь; та ей это сказала, и минуту спустя она поехала в Хотилово, а мы в Петербург. Императрица оставалась с великим князем во всё время его болезни и вернулась с ним только по истечении шести недель.
Как