– Галя, Галя, отец звонит. – мама сидела на кровати.
Я внезапно села, не стесняясь голых грудей.
– Какой мяч? – спрашиваю.
– Отец, а не мяч, отец твой. Иди, я сказала, что ты сейчас подойдёшь, трубка.
В квартире уже полумрак, только на кухне свет. Значит, уже вечер, да, срубило меня. Я взяла трубку.
– Алё, доченька?
Да, это правда отец.
– Да, пап, да, приехала… Ой, господи, блин, папа, меня мать сейчас так разбудила, ничего не соображаю. – коверкаю слова хрипом. – Давай я тебе перезвоню, а то я-а-а… господи. Я с поезда даже не умылась, сразу легла.
– А, ну конечно, да, давай. Слушай, я так рад! Приедешь?
– Да я тебе перезвоню через часик, окей?
– Ну давай, давай, отдыхай. Да, через часик, буду тогда ждать, не пойду. Ага?
– Угу…
Я села в кресло и уставилась на индикатор телевизора. Мне вдруг становится тепло и уютно. Мать ничего не изменила, только телевизор новый. Наверное, «Радуга» наконец сгорел. Бандура. А, и стенка новая совсем. И обои новые, но тоже белые, но какие-то дешёвые, с блеском. И выходит, что она вообще тут ремонт делала, одна что ли? Расстилала обои по полу, по газетам, в каких-то трико ползала, забиралась на детский столик мой, с балкона который под рассаду, и клеила. Наверное, тут у многих такие обои, раз она поклеила их, наверное, у Кедровской точно такие. Она жила как раз в одном из старых, брежневских домов на Пойме, рядом с нами. Я снова проезжаю начало города, конец города, вижу эти дома, как их окна отражают восход. Я снова поглядываю украдкой за соседкой, которая, наверное, и уезжала-то на неделю, не больше, к какой-нибудь десятиюродной сестре, какой-нибудь Музе, а теперь смотрит на эти районы как на светопреставление – с ожидавшей радостью. Она может быть родственницей Кедровской, потому и смотрит так, может, она вообще к ним едет. Младшая Кедровская, мать сказала, родила второго, а старшая взяла из детдома и уехала в Новосибирск с мужем. «Мужа, что ли, взяла из детдома?» – я спрашиваю мать, сидя в своей красной московской квартире. «Почему мужа? – она удивляется в трубку. – Нет, ребёнка. Глупости говоришь какие-то. Они не могли долго, ну и вот, а чтобы не было вокруг этого, решили уехать, у него там семья живёт, у мужа-то». Зачем я это вспомнила? Я усиленно вглядывалась в вереницу этих ужасных домов, с кучей балконов, лоджий, каких-то антенн на крышах, и всё представляла, как играла с девками Кедровскими во время больших дружеских застолий. Родители пьяные, а мы носимся по квартире друг за другом, или мы прячемся на центральной полке раскладного стола, в лесе ног, в сумерках подполья, от Светки, а Алла, закрывая смеющийся полубеззубый рот, показывает на полную женскую ногу, потерявшую туфлю. Мы накладываем в туфлю оливье… Вот и наказание нам – бездетность. Боже мой, и в самом деле, ведь тётя Катя