Еремина Курица спросил: “Что ты, Емельян, отпущон из-под караула?” – ибо он знал, что я был пойман. Но я отвечал: “Негде, а я бежал”. И просил ево, чтоб позволил у себя до времени пожить.
А уметчик на сие говорил: “Живи-де, я много добрых людей скрывал”. И так жил я у него недели две или больше 106, упражняяся в стрелянии и ловле на степи зверей.
А как сей умет на таком месте, что великое число чрез ево проезжает людей, а яицких казаков множество ж ездят туда для стреляния зверей, в одно время обедали несколько человек яицких казаков за одним со мною и с Еремкиною Курицею столом.
И разговаривали те яицкия казаки (коих я не знаю), что они скрываются из городка для того, что по убитии-де генерала с командою разложено на войско сумма денег за пограбленное у генерала и протчих имение, и велено собрать с кого сорок, с кого тритцать, а с некоторых и по пятидесяти рублей: “А как такой суммы заплатить нечем, военная ж команда строго взыскивает, и так-де многая от етого разъехались, а с жон-де наших взять нечего, что хотят, то и делают с ними. И заступить-де за нас некому.
Сотников же наших, кои было вступились за войско, били кнутом и послали в сылку. И так-де мы вконец разорились и разоряемся.
Теперь-де мы укрываемся, а как пойманы будем, то и нам, как сотникам, видно, также пострадать будет.
И чрез ето-де мы погибнем, да и намерены по причине той обиды разбежаться все. Да мы-де и прежде уже хотели бежать в Золотую Мечеть, однакож-де отдумали до времени”.
После сего разговора те казаки, встав из-за обеда разьехались ….В сие-то время я разсудил наимяновать себя бывшим государем Петром Третиим в чаянии том, что яицкия казаки по обольщению моему скоряй чем в другом месте меня признают и помогут мне в моем намерении действительно.
А на другой день просил я Еремину Курицу, чтоб велел истопить баню.
Когда же оная была готова, то пошли с ним вместе. А по выходе из бани Еремина Курица спросил меня: “Что-де его у тебя на груди за знаки?”
На то я говорил: “Ето-де знаки государевы”.
А как Еремина Курица, усумняся, говорил: “Что ты говоришь, какия государевы?”
На то я ему подтвердил: “Я-де сам государь Петр Федорович”. Еремина Курица замолчал, и пошли из бани к нему в землянку, где я ему и стал еще говорить с уверением, что я – подлинно государь. А он, сему поверя, делал мне, яко царю, приличное учтивство.
Потом я говорил ему же, Ереминой Курице: “Естли бы яицкия казаки войсковой руки, умныя люди, ко мне приехали, то бы я с ними погутарил”.
На то Еремина Курица отвечал: “Ко мне-де будет скоро яицкой казак Григорей Закладной для прозьбы о лошади”.
Когда же Закладнов приехал, то Еремина Курица мне об нем объявил.
А как Закладнов стал просить хозяина об лошади, то я, увидев сие, сказал Курице, чтоб он лошадь отдал ему безденежно вовсе.
Тут Курица говорил мне: “Ты-де сам не называйся при Закладном государе. А я-де ему объявлю,