Наверное, папа готовился к этому заранее. За неделю до того, как мама со скандалом вышвырнула его вещи на улицу, он начал проводить со мной и Дикси очень много времени. Странно, подозрительно много. Он подарил нам кошку и ставил нам старые пластинки. Он гулял с нами целыми днями, показывал нам свои любимые бары и клубы. Это было похоже на прощальный тур очередной из его любимых рок-групп, с той лишь разницей, что в фан-зоне сольного концерта Рассела Тру стояли всего два человека – я и Дикси. Он позволял прогуливать школу. Он показывал нам самые темные и грязные, самые злачные места города, где нам давали бесплатные «Ширли Темпл»[2] с орешками. Маленькая Дикси сидела за барной стойкой вместе с отцом, выслушивая комплименты его друзей. Они говорили, что Дикси милашка. Они говорили, что, когда она вырастет, с ней проблем не оберешься. Кажется, тогда ей было около одиннадцати. Уже тогда было очевидно, что она нравится людям намного больше, чем я. Сестра была мягкой, улыбчивой, яркой. Я – костлявой и вечно хмурой. Подозреваю, что такой и осталась. Помню, как я сидела в тени, пытаясь не касаться грязных, липких столов, и то и дело поглядывала на дверь. Папа заставил нас пообещать ничего не говорить маме.
Дикси всегда вспоминала эту неделю с восторгом и вечно рассказывала об этом друзьям. О том, как здорово было сидеть в барах, и о том, как однажды они с отцом встретили там барабанщика группы My First Crush. И как мы назвали своего кота Ринго Старром, потому что отец однажды работал на студии, где записывались Ринго и кто-то еще из The Beatles. После того как отец ушел, Дикси еще долго хвастала друзьям, что ее отец уехал в Остин ради работы в «музыкальной индустрии» и, когда вернется, обязательно откроет в нашем городе свой клуб и назовет его «Дикси».
Я же помнила, что барабанщика группы My First Crush, поднимавшегося в бар, рвало между музыкальным автоматом и уборной. И что наш кот, Ринго Старр, сбежал через выход на пожарную лестницу через две недели после того, как мы его получили.
Стажировка в звукозаписывающей студии Лос-Анджелеса была единственной работой отца, которая хоть как-то была связана с музыкой. И ему даже не платили. А работа вышибалой в барах Остина вряд ли считается за работу в музыкальной индустрии.
А еще мне очень хочется сказать друзьям Дикси правду о клубе. О том, что мама и папа собирались назвать его вовсе не «Дикси», а «Джем».
– Ну, вот и все на этом, – говорю я мистеру Бергстрому, закончив читать, – я еще хотела рассказать про бабушек и дедушек, но мне пришлось делать домашнюю работу по геометрии.
Я протягиваю ему стопку листов, и он пролистывает их, не проронив ни слова.
– Мистер Бергстром, все хорошо? Я все правильно сделала?
Он кивает:
– Да, Джем. Это отлично.
Он смотрит на эти исписанные странички и молчит, молчит так долго, что такой тишины в этом кабинете раньше не бывало.
– Наверное,